|
|
|
Вестник Международного института Александра Богданова.
2005. № 4 (24). С. 35-76
СТАТУС ТЕКТОЛОГИИ В ОБЛАСТИ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ
Костов С.В.
Новосибирский государственный университет
…может собственных Платонов
и быстрых разумом Невтонов
Российская земля рождать…
Ломоносов М.В.
Всеобщая организационная наука задумывалась её создателем как трансдисциплинарная интеграция в единых методологических координатах всего организационного опыта, уже накопленного и который будет накоплен человечеством за время своего развития. Научная специализация — это естественная и необходимая стадия эволюции различных форм организационного опыта. Именно специальные науки, каждая в отдельности, собирают и обобщают своими сугубо частными методами какую-то специфическую часть всего совокупного эмпирического материала. Это, с одной стороны, позволяет отдельным наукам совершенствовать и развивать свою частную методологию, но с другой стороны, способствует их отчуждению друг от друга, так как «специализация ведёт к расхождению методов» [1] [Богданов 2003b, с. 49] и вследствие этого общение между специальными науками уменьшается. Выработка специального языка ещё более закрепляет их взаимную отчуждённость [Боулдинг 1969, c. 109; Винер 1983, с. 44]. Но поскольку конкретный эмпирический материал всегда есть некая комбинация предметной специфики, то, изучая одно и то же явление со своей точки зрения, разные специалисты не только не находят взаимопонимания, но и по существу не могут охватить научным познанием всё явление в целом. Преодолеть дисциплинарный изоляционизм и достичь наиболее целостного изучения явления позволяет выработка общего языка и общей методологии.
Как свидетельствует история развития науки, процесс научного познания всегда сопровождался двумя встречными, поочерёдно сменяющимися тенденциями — дроблением и объединением знаний. Несмотря на различные трактовки этого процесса [2] и его различную периодизацию [3], в самом крупном историческом масштабе можно выделить, по крайней мере, две глобальные интеграции научного знания и в силу этого ограничиться только двумя величайшими научными революциями, первая из которых произошла в XVI — XVII вв. в естествознании, а вторая — в XX в. и в естественных, и в общественных науках одновременно. Олицетворением первой революции явился Исаак Ньютон, а второй — Александр Богданов: труды первого стали триггером [4] научной революции в естествознании, а второго — уже во всей области научного знания [5]. Ядром-катализатором первой научной интеграции явилась механика Ньютона, получившая впоследствии название классической, а второй — тектология Богданова, как всеобщая организационная наука, имеющая все основания быть в одном ряду с математикой, логикой и философией [Урманцев 1995, с. 15]. Информационным кодом первой интеграции были четыре закона Ньютона: три закона классической механики и закон всемирного тяготения; информационным кодом второй интеграции — эти же четыре закона, распространенные уже на всю область человеческого опыта. Инвариантность информационного кода позволяет рассматривать эволюцию науки от зарождения и до наших дней как единый процесс номологической нуклеации непрерывно обобщаемого знания.
На ядерно-оболочечную структуру множества природных и социальных объектов обращали внимание многие исследователи [Кедров 1985, c. 358; Князева, Курдюмов 1994, с. 97-98; Кузьмин 1986, с. 331; Маркс, т. 20, с. 526-527; Пригожин, Стенгерс 1986, с. 248; Уёмов 1986, с. 64], имеются работы, в которых сфероцентричность онтологически увязывается с устойчивостью и высказывается мысль, что причиной процесса нуклеации является стремление объектов к максимальной устойчивости [Поддубный 2004, с. 405]. Однако впервые универсальность ядерно-оболочечной тенденции развития всех без исключения объектов в мире была заявлена ещё в начале ХХ века Богдановым в его тектологии в форме одного из всеобщих организационных законов, причём это эмпирическое обобщение фиксировало выявленную закономерность не как эквифинальную стадию эволюции объектов, а как обязательный момент в его развитии при переходе с одного уровня организации на другой, поскольку сам объект понимался в непрерывной динамике — как процесс, а «единство его существования и его отдельность от других процессов» — как его форма [Богданов 1899, с. 26].
В организационно-динамической концепции Богданова развитие такого объекта-процесса происходит одновременно в двух направлениях — с образованием эгрессии [6] и дегрессии [7], двух разновидностей асимметричной связи между его составными частями, точнее, двух его форм. Эти две формы процесса универсальны в том смысле, что «развёртываются до мирового масштаба и захватывают все области нашего опыта. Это два типа, играющие исключительно большую роль в организационном развитии; один всего более концентрирует активности, создаёт возможности максимального их накопления в одной системе; другой по преимуществу фиксирует активности, закрепляет их в данной форме, обусловливает максимальную прочность системы» [Богданов 2003b, с. 259]. Таким образом, тектология констатирует эволюционную универсальность процесса образования ядра [8] и оболочки, начиная от атома и кончая Вселенной. В этом контексте очень уместно вспомнить сфероцентрическую модель Вселенной Паскаля, согласно которой Вселенная представляется в виде бесконечно раздвинутой сферы, центр которой находится везде, в любой точке [9], а любой её радиус является трансляцией подобия [10]. Тогда в такой модели образование галактик в виде гигантских скоплений звёзд и есть описанный выше процесс нуклеации, причём многоуровневый — от отдельных звёздных систем до отдельных космических тел, что согласно современным научным воззрениям представляет собой процесс «конденсации капелек» светлого вещества в «океане» тёмного [11].
В контексте вышеизложенного несколько запоздало (спустя сто лет после появления концепции Богданова) выглядит попытка установления «онтологического статуса и гносеологического значения» ядра как «обязательного атрибута» всякой организующейся системы, представляющего собой «высший уровень» в её иерархии [12]. Поэтому не столько в рамках этой «ядерной онтологии», сколько вообще согласно организационно-динамической концепции Богданова, включающей, кстати, и синергетическую, появление тектологии необходимо понимать как исторически неизбежное образование в системе научного знания информационно сжатой структуры-аттрактора, аккумулирующей в себе всю историю развития научного знания, центральной частью (эгрессором) которой являются четыре закона Ньютона, обобщённых Богдановым на всю область человеческого знания, а главным её номологическим «скелетом» [13] (дегрессором) — фундаментальные универсалии общенаучного характера.
Таким образом, процесс нуклеации в системе научного знания исторически представляет собой организационный иерархический процесс, который в настоящее время можно отобразить в виде следующей схемы: комплекс научных знаний — это ядро системы опыта, комплекс общенаучных знаний — это ядро системы научных знаний, комплекс всеобщих организационных положений — это ядро системы общенаучных знаний и, наконец, сформировавшаяся в виде тектологии система всеобщих организационных положений тоже выделила ядро из нескольких информационно сжатых эмпирических обобщений.
Концепция Ньютона как первая научная интеграция исключительно в области естествознания — это в определённой мере результат статического мировоззрения, которое достаточно хорошо отражено в таких понятиях, как «предмет», «вещь», «тело», «сила», «масса» и более общее понятие «материя». В отличие от Ньютона концепция Богданова сфокусирована на понятии «движение» и в силу этого отражает динамический взгляд на окружающий мир, в котором нет ничего статичного: всё течёт, всё изменяется, и «неизменно только одно — факт изменения» [Богданов 1899, с. 40]. Динамическая точка зрения рассматривает «предмет», «вещь», «тело», «силу» [14] и «массу» [15] как процесс. Атом [16], карандаш, стакан, здание, человек, дерево, камень — всё это различные процессы, имеющие свою отличную от других историю, свою собственную фазу возникновения и исчезновения [17]. Все они «не обладают полной отдельностью от окружающей среды», так как «сливаются с нею в бесконечном ряде процессов обмена и взаимодействия» [Богданов 1899, с. 14]. И хотя в пограничной области между внутренними и внешними процессами отсутствует резко обозначенная граница, тем не менее, между ними всё же существует вполне определённое различие. Связь между элементами одного «предмета»-процесса отличается от тех, которые существуют между элементами окружающих его других «предметов»-процессов. Более-менее определённое сходство разных стадий изменения конкретного «предмета»-процесса даёт основание наблюдателю судить о некотором относительном единстве существования этого якобы «отдельного предмета», которое в сущности своей есть только лишь непрерывность его как процесса.
В концепции Богданова такое единство существования процесса и его отдельность от других процессов называется формой процесса. Поскольку форма процесса изменчива, то любое её изменение (например, ускорение парообразования) «должно изучаться опять-таки как особый процесс, обладающий своей “формой” и т.д.» [Богданов 1899, с. 26]. Таким образом, понятие «форма процесса» становится ключевым термином в новой, динамической интерпретации мира, с помощью которого осуществляется переход от классического информационного кода мироописания (ньютоновского) к тектологическому (богдановскому).
Процедура перехода очень проста: все термины статического мироописания («тело», «сила» и т.д.) заменяются ключевым термином «форма процесса», в результате чего классический способ интерпретации механических явлений, предложенный Ньютоном, становится уже всеобщим, охватывающим всю сферу человеческого опыта. Такое громадное расширение сферы действия ньютоновских законов «является вполне возможным и правильным благодаря тому, что, как показала в своём развитии наука, нет существенного различия между частной группой процессов, которую Ньютон изучил под именем “механического движения”, и всеми другими процессами природы» [Богданов 1899, с. 28]. Этот установленный наукой факт в концепции Богданова формулируется как изоморфизм физических, биологических и социальных законов [Богданов 1989, кн. 1, с. 21].
В результате вышеуказанной процедуры первый закон Ньютона (закон инерции) меняет свою классическую формулировку (всякое тело пребывает в состоянии покоя или равномерного прямолинейного движения до тех пор, пока действующие на него силы не изменят это состояние) на новую, в которой вместо «тела» фигурирует «процесс» [18], не подвергающийся влиянию со стороны других процессов. Но в концепции Богданова это невозможно, так как её онтология исключает изолированные процессы: всякий процесс всегда подвергается влиянию окружающих его процессов. Закон инерции соответствует действительности только лишь в положительном выражении: формулировка Ньютона — «тело изменяет своё состояние только вследствие действия силы» — преобразуется в богдановскую — «процесс изменяет свою форму движения только вследствие влияния другого процесса» — или несколько видоизмененную формулировку, подчёркивающую причинность явлений, — «всякое изменение формы процесса исходит из его внешней среды, оно есть результат действия извне» [Богданов 1899, с. 28]. В организационно-динамической концепции Богданова, как уже указывалось выше, нет ничего неизменного, однако человек наблюдает множество вроде бы не изменяющихся предметов, и если какой-нибудь из них начинал меняться, то всегда обнаруживается какое-то ранее не наблюдавшееся влияние на него. На самом деле все эти предметы подвергались действию многих влияний, которые всё же в своей совокупности не изменяли их форму, т.е. уравновешивались, поэтому форма предметов была устойчива и только новое влияние могло нарушить эту устойчивость. В контексте вышесказанного окончательная и более корректная формулировка закона инерции будет такой: «если при данной системе влияний форма процессов не изменяется, то необходимо новое внешнее влияние, чтобы изменить её» [Богданов 1899, с. 29]. Поскольку изменчивость форм процессов тождественна с причинностью, то, естественно, такой закон устанавливает вполне определённую причинно-следственную связь между формами внутренних и внешних процессов и поэтому может рассматриваться как одно из наиболее общих выражений принципа причинности, согласно которому «исходная точка всякого изменения форм лежит в конечном счёте всегда в их среде» [Богданов 2003а, с. 246].
Второй закон Ньютона (изменение движения пропорционально действующей силе и по направлению совпадает с ней) фиксирует три важных момента: во-первых, то, что действие силы зависит от её величины и направления, во-вторых, действие силы не зависит от точки её приложения к телу, и в-третьих, действие одной и той же силы или одинаковых сил на одно и то же тело или одинаковые тела всегда одинаково. После применения вышеуказанной процедуры преобразования этот закон принимает уже всеобщий характер, т.е. своим содержанием обобщает всю область эмпирии: «одинаковые формы процессов под одинаковым влиянием подвергаются одинаковым изменениям» [Богданов 1899, с. 31]. Таким образом, если закон инерции только лишь фиксирует всеобщий факт, что всякое действие имеет свою причину, однако не поясняет, может ли одна и та же причина при одинаковых условиях производить различные действия, то второй всеобщий закон устраняет эту неопределённость, фиксируя, что всякое действие определяется условиями, т.е. определённой формой процесса и характером внешнего влияния. Это очень важное эмпирическое обобщение Богданов называет «законом определённого действия» и считает «исторически второй стадией познания причинности», поскольку «познание становится уже на путь точного исследования, не довольствуется неопределённой констатацией наличности причин, а стремится строго выяснить их законность» [Богданов 1899, с. 32].
Применение процедуры перекодировки к третьему закону Ньютона (действию всегда соответствует равное и противоположно направленное противодействие, или более конкретная формулировка: действия двух тел друг на друга всегда равны по величине и направлены в противоположные стороны) расширяет сферу применения этого закона, придавая ему уже всеобщий характер: «при взаимодействии двух процессов изменение формы движения, свойственной одному из них, сопровождается равным и противоположным изменением формы другого» или при замене двух процессов на процесс и среду [19] — «всякое изменение форм процесса сопровождается равными и противоположными изменениями в его внешней среде» [Богданов 1899, с. 36]. Этот закон Богданов назвал «законом энергии», поскольку он отражает соизмеримость всех совершающихся в природе изменений и позволяет привести их к общей количественной мерке, роль которой и выполняет коэффициент энергии [20] в физико-химических уравнениях. Тогда в соответствующей терминологии закон приобретает общеизвестную форму, но уже применяемую ко всем явлениям природы: энергия не возникает из ничего и не уничтожается, она лишь может переходить из одной формы в другую.
С позиций детерминизма это — «наиболее определённая и совершенная формула причинной связи явлений», отражающая третью стадию познания причинности: всякое изменение формы процесса является продолжением другого, ему равного, причём, «продолжаясь непрерывно, остаётся неизменно одним и тем же по качеству и количеству», откуда следует, что «изменение-причина и изменение-следствие являются лишь двумя моментами одного и того же процесса, различаются только в пространстве и времени, а в остальном — тождественны» [Богданов 1899, с. 36]. Такой продвинутый детерминизм преобразует механическую эквивалентность мысленно выделенного «тела» его внешней среде во всеобщую эквивалентность выделенного процесса всем остальным внешним процессам (в конечном счёте, всей остальной вселенной), фиксируя при этом единый факт изменения, взятого лишь с двух разных точек зрения. Более того, если всякое движение, наблюдаемое в природе, есть такой двуединый факт, то «его научно точное выражение с обеих позиций, различающихся лишь направлением активности познающего, должно быть тождественным, за исключением знака, символизирующего это направление»; проще говоря, законы природы едины в обоих случаях, или, что одно и то же, «природа структурно едина» [Богданов 2003с, с. 125-126]. В концепции Богданова эти важные выводы сформулированы в форме принципов причинности, эквивалентности, относительности и структурного изоморфизма. Все они являются следствием всеобщего «закона энергии», что свидетельствует о необычайной информационной ёмкости обобщений Богданова.
Согласно ньютоновскому закону всемирного тяготения все тела притягиваются. После применения всё той же процедуры терминологического преобразования данная формулировка принимает более обобщённый вид: все «тела»-процессы ассоциируются, конъюгируют [21], т.е. соединяются, организуются, или более кратко: все процессы — организационные. Естественно, такая формулировка имеет довольно категоричный характер, более того, своим якобы очевидным несоответствием наблюдаемым явлениям вызывает вполне понятные возражения: ведь, помимо организационных процессов, в мире наблюдается масса разрушительных, т.е. дезорганизационных процессов, причём как природных, так и социальных. Игнорировать такую аргументацию нельзя, поэтому здесь требуются определённые разъяснения.
Во-первых, по поводу закона гравитации следует заметить, что ему противоречит такая же масса наблюдаемых явлений в мире: испарение, всплытие тел, движение облаков, полёты птиц, воздушных шаров, самолётов, космических кораблей, взрывы снарядов, бомб, звёзд и т.д. Все эти «аномалии» [22] объяснимы наукой и нисколько не противоречат закону всемирного тяготения, поскольку все они укладываются в его схему, т.е. в его рамках находят своё объяснение, более того, количественно вычисляются и прогнозируются. Аналогичным образом дело обстоит и с его тектологическим обобщением, согласно которому все природные и социальные процессы — организационные, а разрушительная деятельность есть «результат столкновения разных организационных процессов», например, «если общества, классы, группы разрушительно сталкиваются, дезорганизуя друг друга, то именно потому, что каждый такой коллектив стремится организовать мир и человечество для себя, по-своему. Это результат отдельности, обособленности организующих сил, результат того, что еще не достигнуты их единство, их общая, стройная организация. Это борьба организационных форм» [Богданов 2003b, с. 30]. Таким образом, дезорганизационные процессы — это организационные процессы в системе из двух и более комплексов, рассмотренные с точки зрения комплекса, теряющего свои активности. С точки зрения комплекса, приобретающего активности, это, разумеется, организационный процесс. Но вот с точки зрения стороннего наблюдателя в системе в целом происходит не простое перераспределение организованности, а её возрастание. Это воспринимается как некий парадокс, более того, как противоречие третьему закону Ньютона и в классической, и в обобщённой форме, так как если из одного комплекса что-то убыло, то в другой, взаимодействующий с ним, ровно столько же прибыло, общий же их «бюджет» при этом не изменился. Однако никаких потрясений основ науки: в количественном отношении всё безупречно, и третий закон в этом смысле незыблем. Но дело в том, что количественные отношения — это математика [23], а «математическое равенство противоположностей есть вообще тектологическое неравенство», т.е. всеобщее организационное неравенство, которое обнаруживается повсюду. Действительно, «всякий процесс, идущий в сторону организации, увеличивает дальнейшие организационные возможности, тогда как идущий в сторону дезорганизации, напротив, уменьшает возможности дезорганизационные» [Богданов 2003b, с. 333].
Возьмём, к примеру, современную демографическую ситуацию в нашей стране. Как известно, смертность в нашей стране превышает рождаемость. Для простоты подсчётов примем исходную численность населения нашей страны равной 100 млн., и пусть за первый год перевес смертности над рождаемостью был 1 млн. Тогда на следующий год при сохранении этой же отрицательной тенденции, т.е. при неизменных социально-экономических условиях, население нашей страны уменьшится уже не на 1 млн., а на 990 тыс., затем на третий год — уже на 980,1 тыс. и т.д. Но если предположить, что в тот же исходный момент, когда население нашей страны составляло 100 млн., социально-экономические условия в нашей стране были благоприятные в демографическом смысле, и перевес рождаемости над смертностью в первый год был 1 млн., то при тех же неизменных условиях на следующий год население возрастёт на несколько большую величину — на 1,01 млн., затем на третий год оно увеличится ещё на большую величину — уже на 1,0201 млн. и т.д. Таким образом, в первом случае возникает прогрессия убывающих величин, а во втором — растущих: тектологическое неравенство налицо. Более того, оно обнаруживается и в самом крайнем случае. Например, «если одна система, в которой организована сумма активностей S, разрушилась, то этим вопрос о ней уже исчерпан, дезорганизовываться дальше она как таковая не может», т.е. её эволюция на этом полностью закончилась. Но вот если «рядом другая, вначале равная ей система, развиваясь, постепенно сорганизовала в себе сумму активностей 2S, то количественно этим лишь покрыта убыль данного типа организации, но тектологически дело не кончено, и вполне возможен дальнейший прогресс развития. Так всегда прогресс на практике больше регресса, когда величина их одинакова, организационный прогресс больше дезорганизационного» [Богданов 2003b, с. 333] [24].
Будучи поистине всеобщим, закон мирового прогресса охватывает всю наблюдаемую эмпирию, органическую и неорганическую. С организационной точки зрения между косным и живым царствами нет существенной разницы: отличие лишь в степени организованности, которая, как выясняется, имеет всеобщую тенденцию возрастать. Известный закон энтропии, согласно которому совершается переход мирового организационного разнообразия к более устойчивым, более уравновешенным группировкам активностей, не является законом прогресса: «устойчивость, уравновешенность — это, вообще говоря, не то же самое, что организованность. Первая имеет статическую, вторая — динамическую тенденцию». Согласно закону мирового прогресса «возрастание организованности идёт в двух направлениях: во-первых, расширение того материала, того содержания, которое охватывает данный комплекс (увеличение суммы его элементов); во-вторых, возрастание прочности той связи, которая объединяет его части (так что требуются всё более сильные внешние влияния для нарушения этой связи, для “дезорганизации” комплекса)» [Богданов 2003а, с. 105-106].
На основании вышеизложенного феномен гравитации получает простое тектологическое объяснение: поскольку «притяжение есть элементарная организационная тенденция, направленная к образованию простейших систем — электронных, атомных, молекулярных», между тем как «отталкивание для таких систем есть тенденция разъединяющая, дезорганизационная», то «при численном равенстве первая из них должна быть практически больше» [Богданов 2003b, с. 334].
Пусть имеются два атома. Как известно, каждый из них представляет собой систему равновесия положительно и отрицательно заряженных элементов. Но поскольку идеальных систем равновесия не существует в природе, то каждый атом в отдельности — это маленький осциллятор, вибрирующий относительно своего нейтрального состояния. Тогда два атома по отношению друг к другу будут заряжены то одноимённо, то разноимённо. В первом случае они будут отталкиваться, а во втором притягиваться. И то, и другое действие будет прямо пропорционально величине зарядов и обратно пропорционально квадратам расстояния и математически будет равным. Но тектологически эти два действия будут различны, так как реально отталкивание будет проявляться в том, что атомы отдаляются, а само отталкивание при этом будет уменьшаться, и тем больше, чем больше расстояние; и наоборот, притяжение будет сближать атомы и при этом с уменьшением расстояния будет непрерывно расти. Таким образом, процесс притяжения будет больше процесса отталкивания, а разность между ними и есть то самое ньютоновское тяготение.
Закон возрастания организованности проявляется повсюду, например, в биологии объясняет, как произошли первичные двигательные реакции живых организмов, снимая с их генезиса теологическую или телеологическую окраску. Жизненная целесообразность движений, к примеру, амёбы объясняется этим же всеобщим законом: по направлению к источнику питания движение усиливается за счёт непрерывно растущего метаболизма, а по мере удаления амёбы от источника питания метаболизм снижается и движение ослабляется. Таким же образом и «всякие “гелиотропизмы” (движения к свету или от него), “хемотропизмы” (движения в сторону химического воздействия или в обратную) получают простое объяснение» [Богданов 2003b, с. 334-335].
Этот же всеобщий закон объясняет механизм действия естественного подбора, который, кстати, проявляет себя не только в живой, но и в косной природе, т.е. сам по себе тоже всеобщий. Почему, например, жидкость принимает шарообразную форму? Под влиянием бесчисленно мелких и разнообразных воздействий среды форма жидкости испытывает бесчисленные мелкие изменения в разных местах своей поверхности: «одни из этих изменений уменьшают величину поверхности, другие, напротив, увеличивают её». Здесь снова проявляет себя принцип тектологической доминанты: если все эти изменения, уменьшающие и увеличивающие поверхность в среднем математически равны, то они не равны по результатам: «каждое сокращение поверхности уменьшает и сумму внешних воздействий среды» и, наоборот, «каждое возрастание поверхности увеличивает эту сумму». В итоге, в первом случае «уменьшается энергия дальнейших изменений», т.е. «повышается устойчивость формы», а во втором — «изменение усиливается, устойчивость понижается», поэтому «ясно, что из этих бесчисленных, для наших чувств — бесконечно малых, изменений, первые должны удерживаться в большей мере, чем вторые, уменьшения поверхности должны преобладать над её увеличением», поэтому «суммируясь, все они вместе дают тогда минимальную поверхность» [Богданов 2003b, с. 337].
Принцип тектологической доминанты позволяет естественный подбор разложить на положительный, означающий «увеличение суммы активностей, организованных в форме данного комплекса при сохранении его структуры, способа организации», и отрицательный, означающий «уменьшение суммы активностей комплекса при сохранении или разрушении его структуры» [Богданов 2003b, с. 331-332]. Перевес прогресса над регрессом в живой природе выражен неравенством положительного и отрицательного подбора: «в первом всегда есть возможность его продолжения, второй постоянно обрывается, сам себя исчерпывая», и, хотя количественный перевес на его стороне, — «всё-таки сумма организованности возрастает». Этим же перевесом объясняется и отличительная особенность естественного подбора — «экономия в конечных результатах» и «колоссальная расточительность в средствах достижения»: «первое выражает повышение организованности, второе — цену бесчисленных актов дезорганизации, которой оно достигается» [Богданов 2003b, с. 342].
Принцип тектологической доминанты, или, по Богданову, закон мирового прогресса, отражает вполне определённую вселенскую тенденцию, по крайней мере, в доступной нашим органам части мироздания — тенденцию возрастания порядка, организованности, т.е. ордофикацию [25] (по-латыни) или тектофанию [26] (по-гречески). Вокруг нас идёт всемирный организационный процесс, или, что более точно, непрерывно возрастающий тектогенез, — именно об этом свидетельствует весь человеческий опыт, накопленный за всю историю развития человечества; причем согласно закону системного расхождения, установленному тектологией, этот процесс идет как по горизонтали с увеличением ингрессивной разности [27] между частями систем и образованием комплексов одного уровня организации, так и по вертикали с увеличением эгрессивной разности [28] между частями систем и образованием комплексов разного уровня организации. Результатом последнего процесса является наблюдаемое матрёшечное строение Вселенной, которая представляется в виде многоступенчатой иерархии систем разных уровней организации, последовательно включённых один в другой. Вследствие структурного изономизма [29], выявленного тектологией, в информационной сфере также наблюдаются обе разновидности системного расхождения. Процесс номологической нуклеации в системе научного знания, описанный выше, относится ко второму его типу. Отражением универсального характера матрёшечной модели является, к примеру, выявленная А.Д. Армандом иерархия информационных структур и предложенная им классификация информационных систем по трём основным типам информационных связей, в числе которых имеются и нуклеарные «централистические» системы. Этот тип систем, как отмечает автор, не ссылаясь при этом на тектологию, обладает высокой адаптивностью, что позволяет таким системам выигрывать в борьбе за существование за счёт высокой согласованности компонентов, достигаемой благодаря формированию общего координирующего центра — ядра [Арманд 2001, с. 799]. Таким образом, процесс номологической нуклеации в терминологии Арманда представляет собой возникновение в системе научного знания информационной иерархической структуры ядерного типа, что является одним из следствий системного расхождения и по сути указывает на то, что классификация Арманда в данном аспекте просто дублирует концепцию Богданова.
Подытоживая вышеизложенное, следует подчеркнуть, что четыре фундаментальных эмпирических обобщения, которым по праву можно присвоить имя Богданова, в силу своей универсальности, информационной ёмкости и степени сжатости составляют первичный информационно-генетический код концептуального ядра всеобщей организационной науки, которая по своей сути, как уже отмечалось выше, является структурой-аттрактором всей системы научного знания.
Итак, метод историзма позволил проследить общую линию исторического развития всей системы научного знания и в рамках научной эволюции показать генезис всеобщей организационной науки как результат неизбежного информационного сжатия лавинообразно возрастающего потока научных сведений и обобщений в единое номологическое ядро. Согласно принципу экономии мышления [30] такой процесс номологической нуклеации сферы научного знания естественен и неизбежен. Этот же метод историзма помогает выявить и статус тектологии в научной области.
Если исходить из общепринятого в научном сообществе «членения знания на философское, общенаучное (трансдисциплинарное также) и частнонаучное» [Разумовский 1999, с. 28; Логика и методология системных исследований 1977, с. 7; Урманцев 2001, с. 95], то нетрудно видеть, что тектология обладает сквозным вертикальным статусом, поскольку изучает данные всех трёх этажей научного знания (что-то вроде рентгена, просвечивающего все три уровня, обнаруживая в них всевозможные способы организации и извлекая самые универсальные, которым придается статус тектологических). Именно такую «рентгеноскопию» возможно осуществить с помощью наиболее универсальной точки зрения — организационной. Например, философия, разработав какую-либо свою доктрину, каким-то образом упорядочила, т.е. организовала картину мира. Так вот, сама доктрина есть материал для тектологии, а обнаруженные способы организации есть её элементы. Синергетика изучает условия и механизмы организации хаоса, следовательно, всё, чем она занимается, принадлежит тектологии, а она сама является её частью, определённой дифференциацией. Оптимология изучает способы наилучшей организации материала, т.е. полностью укладывается в тектологию как ещё одна дифференциация. Кибернетика как организация управления тоже представляет собой дифференциацию тектологии. Это же касается и всех остальных системных наук. Каждая системная наука — это определённая организационная дисциплина, а тектология — всеобщая организационная наука. Следовательно, отношения между системными науками и тектологией — это элементарные отношения вида и рода.
Однако на пути признания за тектологией родового статуса имеются определённые трудности, которые объясняются двумя причинами: во-первых, нелёгкой исторической судьбой тектологии (гонения на её создателя, политическая травля, идеологический пресс, профанация его трудов, замалчивание достижений и другие всевозможные табу, налагаемые на всё научное наследие Богданова и, в частности, на тектологию), а во-вторых, известными нюансами меметической репликации [31], когда научное сообщество гораздо эффективнее инфицируется более «модными» мемами («синергетика», «симулякры», «парадигмы», «шизоанализ» и т.д.), чем «устаревшими» («пролетариат», «эксплуатация», «классовая борьба», «соборность»). Действительно, среди «постмодернистского новояза» слово «тектология» воспринимается как некоторый архаизм вроде «энтелехии» и «монадологии». Но каковы бы ни были очередные «повороты текстов» и меметические эпидемии, в области научного знания неотвратимо идёт процесс образования общенаучного методологического ядра, которое из всех существующих способов организации эмпирического материала втягивает в себя исключительно общеорганизационные методы, оставляя специальным наукам их специфические. Именно такую интегрирующую общеметодологическую функцию и выполняет тектология, именно с такой целью она, собственно, и создавалась.
Один из ведущих теоретиков в области системных исследований, создатель бихевиористики [32] и оптимологии [33], О.С. Разумовский по случаю столетнего юбилея Л. фон Берталанфи проанализировал общее состояние системного знания и, «обратив внимание всех, кто занимается философскими, теоретическими, методологическими и праксеологическими вопросами системного исследования… на неопределённость и размытость объектного, предметного и концептуального полей» [Разумовский 2004, с. 157], предложил в качестве термина, охватывающего все системные направления, термин «системософия», который, по его мнению, «отвечает требованиям адекватного отображения предмета и сути всех системных исследований и подходов». Разумовский справедливо считает, что этот термин уже «исторически укоренён в науке через свои части», поскольку «элемент его “-софия” включён в некоторые термины для обозначения более общих по масштабу учений, таких, как философия, теософия, а в христианском богословии — софиелогия и др.», а элемент «системо-» уже настолько общеупотребителен в науке, что стал превращаться в хаотизирующий её элемент.
Термин «системософия», по мнению Разумовского, имеет вполне определённые преимущества в сравнении с терминами «системология», «системизм», «системная философия», «общая теория систем»: во-первых, он способен прекратить путаницу «и в головах, и в программах», «в библиографиях и в каталогах», «в издательских проспектах, в информации насчёт системных исследований», и во-вторых, он прост и понятен, так как любой «без труда понимал бы, что системософия — это вся в совокупности премудрость о системах, сетях и сотах любого рода» [Разумовский 2004, с. 165-166].
Согласно Разумовскому, структурная схема системософии, отражающая в самом общем виде современную картину системных исследований выглядит следующим образом [Разумовский 1999, с. 188]:
Следует отметить, что системософия — очень удачный и вполне приемлемый термин: не любовь к мудрости и любительское мудрствование, а системное мудрствование. В этом контексте тектология являет собой наиболее продвинутый стиль системного мышления, а как организующий и интегрирующий элемент в сфере системного знания она представляет собой теоретико-методологическое ядро всей этой «совокупной премудрости о системах».
Но что такое «совокупная премудрость о системах»? — это вполне определённый и уже выявленный к данному моменту комплекс общесистемных закономерностей. Выявление таких закономерностей — это всегда было прерогативой философии. Таким образом, проблемное поле системософского ядра, т.е. тектологии, и философии стало общим. Естественно, возникает вопрос о взаимоотношениях тектологии и философии, суть которых помогает вскрыть всё тот же метод историзма.
Уже рассмотренное применение этого метода позволило выяснить статус тектологии в системе научного знания, взятого за весь исторический период его развития. Образно говоря, была установлена естественнонаучная генеалогия всеобщей организационной науки. Схема её генеалогического древа следующая: наука за весь период своего существования претерпела два информационных сжатия — результатом первого явилось образование концептуального ядра в области естественных наук, а результатом второго сжатия стало образование ядра уже во всей научной области. Информационный код первого («незрелого») ядра составили четыре фундаментальных обобщения Ньютона, а код второго — четыре таких же обобщения Богданова. В целом же всё это представляется как единый процесс номологической нуклеации всей сферы научного знания за весь период своего исторического развития, т.е. как единый процесс информационного сжатия всего научного знания, накопленного человечеством. Такое применение метода историзма устанавливает статус тектологии, выясняя её генеалогию в контексте эволюции науки. Схема его применения такова: весь процесс развития науки рассматривается с общеэволюционной точки зрения (взгляд извне), объясняется историческая миссия тектологии в этом процессе и в соответствии с этим устанавливается её общенаучный статус. Теперь же схема применения метода историзма будет другая: генезис тектологии прослеживается в контексте мировоззренческой эволюции её творца (взгляд изнутри), т.е. определяются философские источники концепции Богданова, выделяются этапы её вызревания, выясняется её интегрирующая роль в области научного знания и устанавливается её общенаучный статус.
Таким образом, один и тот же статус тектологии устанавливается в первом случае как результат её естественнонаучного генезиса и последующего распространения на всю область научного знания (интеграция естественных и социальных наук), а во втором — как результат её философского генезиса (дифференциация философии). Метод один и тот же — исторический, но применённый с разных точек зрения на генезис тектологии: с макроисторической и микроисторической.
В богдановедении существуют две точки зрения на философскую позицию Богданова: одна считает ее марксистской, другая — махистской. Это более чем крайности: и та, и другая искажают мировоззрение человека энциклопедических знаний, сравнимого с титанами Возрождения. Концептуальный потенциал его интеллекта был огромен: Богданов был человек большой эрудиции, он освоил множество источников и был в курсе всех последних достижений науки. Именно поэтому базовая теоретическая позиция автора эмпириомонизма и тектологии не могла не быть исключительно оригинальной.
Разумеется, нельзя отрицать, что в системе исходных посылок, из которых сформировалась философская позиция Богданова, есть как марксистские, так и махистские установки. Это неопровержимый факт. Тем не менее, история любит казусы. Например, Ленин выделял следующие четыре стадии философской эволюции Богданова: естественно-исторический материализм, энергетизм, махизм и эмпириомонизм [Ленин, т. 18, с. 243]. При этом марксизм игнорируется как стадия, хотя должен стоять в этом ряду перед энергетизмом. Однако, критикуя богдановские работы «Из психологии общества» и «Эмпириомонизм», Ленин отмечает, что «мёртвый философский идеализм хватает живого марксиста Богданова» [Ленин, т. 18, с. 346], из чего следует, что до конфликта между ними он всё же считал его марксистом, а такую промарксистскую работу Богданова, как «Краткий курс экономической науки» он хвалил и рекомендовал товарищам по партии. Уместно вспомнить и знаменитую ленинскую фразу: «Богданов минус “эмпириомонизм” (минус махизм, вернее) есть марксист» [Ленин, т. 18, с. 344], откуда следует, что Богданов — марксист, но с примесью. Из вышеизложенного ясно, что Ленин всё же признавал марксистский этап в философском развитии Богданова, после которого тот впал в «энергетическую ересь» и покатился «по идеалистической дорожке». Окончательный вывод Ленина: Богданов был марксистом, но не понимал марксизм [Ленин, т. 18, с. 289].
Сам же творец тектологии «историю своего личного философского развития» сводил к трём этапам: «материализм естественников», «социальный материализм Маркса» и эмпириокритицизм [Богданов 2003а, с. 216, 225]. Сравнивая это мнение с ленинским и выделяя общее, следует заключить, что философские корни богдановской концепции лежат в натурфилософии и позитивизме [34], что же касается марксизма, то он остаётся пока под вопросом.
Как известно, в период формирования концепции Богданова марксизм считался самым продвинутым стилем научного мышления, язык марксизма был моден, поэтому многие пользовались им, зная его лишь поверхностно, т.е. «прикидывались» марксистами. Таких «оборотней» в кругах российской социал-демократии «отлучали». Когда разгорелась ожесточённая борьба за власть в партии, то в форме «отлучения» бывшие соратники устранили из борьбы и Богданова. Первым, кто применил этот метод, был Плеханов. Как известно, он очень активно «отлучал» Богданова от марксизма [Плеханов 1957, с. 203-208, 212-213, 265, 276, 300, 321], а когда тот не захотел «отлучаться», то решил попросту «уничтожить эту бестию», разумеется, идеологически, обнаружив при этом довольно сильные инстинкты хищника (голос диких предков?): «Во мне говорит чувство охотника, от которого может уйти дичь… Богданов должен умереть сейчас и “sans phrases” [без разговоров]…» [Плеханов 1957, с. 715]. Если в своих выступлениях и публикациях Плеханов демонстрировал высокий стиль философствования, то в частной переписке нередко прорывались наружу атавизмы то ли предыдущих его воплощений, то ли генетические корни его древнего дворянского рода, уходящие в дремучую эпоху каннибализма: «Видали ли Вы кота с мышью во рту? Попробуйте посоветовать ему “сократить” или ”отложить” его добычу: он только зарычит. Так и я…» [35] [Плеханов 1957, с. 715].
После Плеханова уже Ленин энергично «отлучал» Богданова от марксизма за попытку дополнить это уже и так «полное и стройное» [Ленин, т. 23, с. 43] учение энергетизмом В. Оствальда и эмпириокритицизмом Р. Авенариуса и Э. Маха. Разумеется, нельзя игнорировать субъективные мнения и оценки великих людей, но следует помнить, что все их попытки «отлучения» объективно означают лишь то, что «в рядах единственного… по существу философского политического течения — марксистского» [Богданов 2003а, с. 215] шла непримиримая борьба за политическое лидерство и, соответственно, за реальную власть в российской социал-демократической рабочей партии.
Как бы то ни было в истории партии, но в рамках истории науки следует отметить, что организационная концепция Богданова возникла всё же не без влияния марксизма. Дело в том, что Богданов вслед за Марксом считал современное ему социальное устройство мира исторически преходящим, а преобразующей силой — творческие массы трудящихся, которым в будущем так или иначе придётся закладывать основы нового мироустройства на более справедливых началах. Как наиболее оптимально это сделать — этой задаче и была посвящена его всеобщая организационная наука. Более того, именно в процессе решения этой триединой по существу задачи [36] и развивалась концепция Богданова: через обобщение организационных методов натурфилософии на всю сферу человеческого опыта, затем через эмпириомонизм до стройного здания тектологии. Оценивать вклад марксизма в концепцию Богданова можно по-разному, но всё же следует прислушаться и к мнению самого Богданова, который считал Маркса «великим предшественником организационной науки» [Богданов 2003b, с. 85].
Один из ведущих современных богдановедов Г.Д. Гловели реконструировал историю развития мировоззрения Богданова, основу которого, по его мнению, составили марксизм, дарвинизм (Э. Геккель, К.А. Тимирязев), психофизиология (И.М. Сеченов, Т. Мейнерт), «энергетический императив» (В. Оствальд), сравнительная филология («лингвистическая археология» Л. Гейгера и гипотеза Л. Нуаре о происхождении языка из «трудовых криков»), «естествознание мысли» М. Мюллера (основной вопрос философии — вопрос о происхождении понятий), экономическая история К. Бюхера (происхождение музыкально-песенного творчества из ритмов сельскохозяйственного труда), историко-физические исследования Э. Маха (развитие естественнонаучных теорий из обыденного промышленного опыта) [Гловели 2003b, с. 67].
Академик А.Л. Тахтаджян к этим перечисленным концепциям, сформировавшим мировоззрение Богданова, добавляет теорию эволюции Г. Спенсера и предполагает, что «на Богданова мог повлиять известный французский биолог и мыслитель Ле Дантек, который высказывал мысли, очень созвучные основной идее тектологии» [Тахтаджян 2001, с. 27, 20]. Помимо этих, разумеется, далеко не всех перечисленных концепций, по мнению Гловели, Богданов интегрировал в свои тектологические обобщения агрономический «закон минимума» Либиха, закон подвижного равновесия Ле-Шателье, принцип относительности, биологический закон подбора, психологические законы Вебера — Фехнера и «послойного разрушения» Рибо, социологическое разграничение статики и динамики, а также экономическую категорию кризисов [Гловели 2003a, с. 5]. К этому списку следует добавить законы И. Ньютона, принципы интеграции и дифференциации Г. Спенсера, его же идею подвижного равновесия и закон наименьшего сопротивления, принцип непрерывности А. Пуанкаре, учение об аналогиях М. Петровича. Энциклопедичность и огромную эрудицию Богданова отмечали многие его современники. В частности, об этом свидетельствуют и записные книжки Богданова, в которых зафиксирована «проработка огромного массива научной литературы» [Гловели 2003a, с. 5].
Таким образом, исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что концепция Богданова развивалась, с одной стороны, как определённая дифференциация философии, а с другой стороны, как интеграция специальных наук.
Что касается взаимоотношений философии и всеобщей организационной науки, то лично Богданов считал, что по мере развития тектологии роль философии в научной сфере будет неуклонно снижаться [Богданов 1999, с. 465; Богданов 2003b, с. 85-86]. С тех пор прошло уже вполне достаточно времени, чтобы сделать кое-какие выводы, сбывается ли прогноз Богданова или, по крайней мере, какова в этом плане тенденция. Если суммировать все оценки, высказанные различными учеными в категориях pro и contra, то «против» оказалось большинство [37].
Однако среди тех, кто «за», есть и достаточно крупные учёные, пользующиеся заслуженным авторитетом в научном сообществе. Например, один из ведущих тектологов современности академик А.Л. Тахтаджян считает, что «действительно, уже в наши дни от философии фактически уже отпала научная теория познания в лице эволюционной эпистемологии, а онтология, задачей которой является познание принципов бытия (“скрытых сущностей вещей”), его структуры и закономерностей, отходит к теоретической физике (пространство и время, материя и энергия) и тектологии», добавляя при этом, что от философской, собственно, онтологии сохранились только «те сугубо метафизические проблемы, которые не могут быть решены строго научными методами» [Тахтаджян 2001, с. 29]. В этом контексте уместно вспомнить любопытную фразу молодого Ленина, высказанную в 1895 г.: «С точки зрения Маркса и Энгельса, философия не имеет никакого права на отдельное самостоятельное существование, и её материал распадается между отдельными отраслями положительной науки» [Ленин, т. 1, с. 438].
Итак, можно подвести некоторые итоги.
На сегодняшний день ситуация в идентификации тектологии такова, что одни учёные ставят её в ряд с такими науками, как философия, математика и логика [Урманцев 1995, с. 15; Разумовский 1999, с. 178], а другие в согласии с Богдановым считают тектологию более общей, чем эти дисциплины [Тахтаджян 2001, с. 105-107]. С позиции историзма можно определённо утверждать, что тектология, с одной стороны, — дифференциация философии, а с другой, — интеграция социальных и естественных наук. Тектологически направленная дифференциация философии проходила в два этапа: сначала в рамках философии появилась эмпириомонистическая концепция и затем только тектология, методологически объединившая все науки. В конечном итоге вся область, бывшая прерогативой философии, отныне охвачена тектологией, вследствие чего дальнейшая судьба философии однозначна: чистое рассуждательство за пределами опыта и по мере превращения в идеологического вампира и хронофага полная и окончательная мумификация, т.е. превращение в артефакт исчезнувшей культуры.
Таким образом, на самом деле ситуация в системе познания такова, что появление в ней тектологии стало своеобразным идеологическим триггером, запустившим программу старения и постепенного отмирания философии.
Что касается осторожных паллиативных мнений Урманцева и Разумовского, то это — естественный атавизм старого мышления, который также благополучно отомрёт.
И напоследок несколько критических замечаний по поводу «общей пустосистемной философии» Урманцева.
Мир рассматривается тектологией как суперсистема, т.е. система бесконечного множества систем, где всё взаимосвязано и отсутствуют всякие бессвязности [38], несвязанные друг с другом комплексы, «закрытые» системы, всевозможные «абсолюты» [39] и вообще всякое внеопытное знание.
Введение в оборот понятия «пустые системы» с «небытийными свойствами» позволило Ю.А. Урманцеву сделать вывод, что «даже в лучшем случае тектология охватывает лишь 50 % реальных систем». Действительно, следует заметить, что Богданов создавал свою тектологию как всеобщую науку, не оторванную от эмпирии, а последняя вроде бы должна исключать 50 % «пустых систем» [40] ОТСУ с соответствующими «пусто-структурными отношениями — отношениями иерархической принадлежности меньшей “пустоты” большей, а большей — сверхбольшой, наконец, предпоследней — последней, охватывающей их все ”пустоте вообще”» [Урманцев 1995, с. 15]. Однако следует возразить, что приведённая система «пустых систем», во-первых, структурирована [41] и, во-вторых, структурирована в виде цепной эгрессии, а если это так, то вся эта система «пустых систем» — тектологическая. Даже в физике «мнимая пустота мирового пространства — мировой эфир — не лишена низшей, элементарной организованности; и она обладает сопротивлением; лишь с ограниченной скоростью движение проникает через неё; а когда возрастает скорость движущегося тела, тогда согласно идеям современной механики, растёт и это сопротивление — сначала с неуловимой медленностью, потом всё быстрее; и на пределе, равном скорости света, оно становится совершенно непреодолимо — бесконечно велико» [Богданов 2003b, с. 32].
Но Урманцев на этом не останавливается: более того, он исключает из множества тектологических систем и математические объекты с идеально-структурными отношениями, аргументируя это тем, что «им не присущи “активности-сопротивления”». Исходя из этого, он «исключает математику из состава тектологии», хотя при этом не может не согласиться, что «сама тектологическая деятельность математиков по развитию их науки входит в состав предмета тектологии, а способ работы с тектологическими отношениями — отвлечением от конкретной природы носителей этих отношений — прямо заимствован от аналогичного способа работы математиков с математическими объектами» [Урманцев 1995, с. 15].
Автор тектологии предвидел подобного рода попытки и предусмотрительно в своём труде изложил контраргументацию. Математика — это тектология нейтральных комплексов. Но как их понимать? «Если в них не наблюдается ни взаимного усиления, ни такого же ослабления активностей, то всего проще, по-видимому, принять, что в них и нет никакого взаимодействия между элементами. Но такой взгляд противоречил бы всем основам современного научного мировоззрения, для которого всё связано, всё влияет, всё действует одно на другое». Нейтральные комплексы взаимодействуют с другими комплексами, т.е. с внешней средой, но взаимодействие это «имеет двусторонний характер»: на комплексы со стороны среды действуют параллельно дезорганизующие и организующие процессы, и среда, в свою очередь, испытывает такие же воздействия со стороны комплексов. Именно такое «равенство организующего и дезорганизующего действия даёт нейтральную связь» комплексов со средой. Таким образом, существование нейтральных комплексов есть следствие явления подвижного равновесия [Богданов 2003b, с. 70]. Следовательно, ни о каком отсутствии активностей-сопротивлений в таких комплексах не может быть и речи.
Поэтому математические объекты, т.е. нейтральные комплексы, нельзя исключать из множества тектологических систем: они входят в онтологию всеобщей организационной науки. Например, параллельные или пересекающиеся прямые: если задано, что прямые параллельны, то в процессе доказательства теоремы такое их отношение изменить нельзя; а поскольку в тектологии любая связь, отношение, есть активность [42], поэтому, очевидно, что в идеальном пространстве (математическом) такие идеальные объекты (параллельные или пересекающиеся прямые) обладают идеальной активностью (отношением параллельности или пересекаемости), которая для интеллектуальной деятельности человека представляет сопротивление, непреодолимое при заданном условии и преодолимое при условии допущения (если в цепи последующих логических заключений возникает противоречие, то исходное допущение, что некие прямые, например, параллельны, меняется на противоположное: прямые пересекаются). И вообще, с точки зрения тектологии, любая познавательная деятельность есть активность, для которой любой математический объект представляет сопротивление, например, объекты начертательной геометрии для студентов соответствующих специальностей, доказательство теорем (не говоря уже о знаменитой теореме Ферма), восприятие точки, прямой, плоскости, бутылки Клейна, четвёртого измерения и т.д. Таким образом, к тектологическим системам относятся любые объекты, сопротивляющиеся трудовым усилиям человека, умственным и физическим.
Более того, даже такое математическое «ничто», как ноль в математике, — тоже далеко не «пустая система», так как имеет массу свойств и находится в определённых отношениях с другими числами: делить на него нельзя, при умножении на него получается ноль, при его вычитании из числа или прибавлении, число не меняется, функция «1/x» разрывается в точке «x = 0» на две противоположные бесконечности в зависимости от того, с какой стороны x приближается к 0 и так далее, т.е. это не только необычная, но и довольно сложная система, которая находится не просто в своеобразных, а, скорее всего, в исключительных отношениях со всей системой действительных чисел. Таким образом, ноль — это тектологическая система. Это же касается и «ничто в философии», имеющее в этой области колоссальное значение (написаны целые трактаты), труднопостижимое (представляет большое сопротивление для познания) и обладающее вполне определённой адаптивной ценностью в культурах Востока (в буддизме) и т.д. Следовательно, «ничто» — сложная тектологическая система, определённым образом функционирующая и имеющая непростые отношения во многих философских и культурных системах.
В заключение следует сказать, что «пустые системы» ОТСУ также относятся к тектологическим системам, поскольку они структурированы, функционируют в мышлении и как системы «небытийных свойств» [Урманцев 1995, с. 18-19] находятся в симметричных отношениях со своими двойниками — системами бытийных свойств. Любой объект можно представить в виде системы из двух комплексов: один с небытийными свойствами, а другой — с бытийными. Например, конкретный кот Васька — это комплекс бытийных свойств (определённый вес, размеры, возраст, форма, цвет, повадки, длина шерсти, т.е. вполне конкретный и, главное, конечный ряд свойств), а также комплекс небытийных свойств (без рогов, без копыт, без крыльев, без чешуи, короче, кот Васька — это не стакан со всеми свойствами стакана, это не планета со всеми свойствами планеты, это не воздух, не ручка, не книга, это не остальное множество объектов с присущими им свойствами, т.е. совокупным бесконечным рядом свойств, которыми Васька не обладает). Оба комплекса взаимодополнительны, и каждый со своей стороны характеризует Ваську, но принцип экономии мышления отдаёт предпочтение первому комплексу, содержащему «значимые присутствия», хотя, разумеется, в обычной речи в силу того же принципа проще охарактеризовать предмет разговора информационно ёмким или образным словом из «значимых отсутствий»: например, безжизненная планета, бесполезная вещь, беззаботный человек, безнадёжная ситуация и т.д. К этому следует добавить, что и в научной области по тому же принципу экономии мышления нередко возникают информационно ёмкие, основанные на «значимых отсутствиях», научные понятия, например, математические определения точки, прямой, плоскости или физические термины «нелинейный процесс», «неустойчивая система», «некогерентное излучение» и, вообще, «неклассическая физика».
Таким образом, весь ряд родовых систем ОТСУ, от нижнего до самого верхнего полюса, представляет собой тектологические системы, а это, в свою очередь, означает, что в любом случае тектология охватывает все 100 % реальных систем, включая и 50 % «идеальных (субъективно-реальных) и пустых (пусто-реальных систем)» [43], особо выделенных Урманцевым. Однако следует отдать должное создателю ОТСУ: именно он ввёл в тектологию понятие «пустые системы», которое впервые было эксплицировано в рамках его общей теории систем. Будучи крупнейшим специалистом в области системных исследований, за 40 лет плодотворной работы Урманцев создал свою версию ОТС, т.е. продолжил дело Богданова и, образно говоря, приблизил то время, когда, согласно Менделееву, весь мир будет объят одной наукой, одной истиной. Однако современная ситуация всё ещё такова, что «разобщение наук далеко ещё не преодолено, а на отдельных участках научного знания оно иногда даже усиливается», но всё же, несмотря на это, «тенденция к интеграции, к синтезу наук становится не только всё более заметной в наше время, но и доминирующей» [Кедров 1985, с. 19]. Разумеется, ведущая роль в этом процессе принадлежит системным исследованиям, хотя следует отметить, что и в этой области ситуация всё ещё далека от прогнозируемой великим химиком.
Примечания
1. Расхождение методов есть следствие всеобщего закона расхождения, действующего и в природе, и в обществе, и в области мышления.
2. Этот аспект развития науки достаточно хорошо представлен за рубежом концепциями С. Тулмина, Т. Куна, К. Поппера, И. Лакатоса, П. Фейерабенда, Л. Лаудана и А. Койре.
3. Например, В.С. Стёпин выделяет четыре глобальные научные революции: 1) революция XVII в. (становление классического естествознания); 2) революция конца XVIII — первой половины XIX вв. (возникновение дисциплинарно организованной науки); 3) революция конца XIX — середины XX вв. (становление неклассического естествознания);4) революция конца XX — начала XXI вв. (становление постнеклассической науки). См.: [Стёпин 1995, с. 275-286; Стёпин 2000, с. 619-636].
4. Триггер — спусковой механизм в неравновесной системе, «готовой выйти из этого состояния при наличии внешнего воздействия». Порог срабатывания такого механизма «зависит от степени напряжённости отношений внутри системы» [Тахтаджян 2001, с. 57].
5. Согласно Ю.А. Урманцеву, «появление и разработка тектологии… — явление общецивилизационного масштаба, поистине революционное событие, в частности, начало, триггер буквально лавинообразного рождения, роста и развития множества — числом около 50-ти! — междисциплинарных наук и теорий», среди которых «тектологические дисциплины — кибернетика, системотехника, информатика — и тектологические теории — управления, принятия решений, автоматов, игр, катастроф, массового обслуживания, исследования операций; функциональных, обучающихся и самообучающихся, самоорганизующихся и самовоспроизводящихся систем и т.д.» [Урманцев 1995, с. 14, 16].
6. Эгрессия — это централистическая связь в системе, организационное значение которой состоит в том, что она «концентрирует определённые активности» [Богданов 2003b, с. 261].
7. Дегрессия — это «скелетная» или оболочечная связь, организационное значение которой состоит в том, что «за счёт организационно низших группировок» она образует внутри системы относительно устойчивые формы защиты организационно высших группировок от внешних воздействий среды, что «делает возможным высшее развитие пластичных форм» [Богданов 2003b, с. 282].
8. Ядро системы — это центральный комплекс системы, или эгрессор, т.е. комплекс с доминирующей тектологической функцией, который имеет преобладающее влияние на другие структурно от него зависимые комплексы [Богданов 2003b, с. 260].
9. Ещё ранее сходные представления о мироздании были сформулированы Николаем Кузанским в знаменитом его положении: «Вселенная есть сфера, центр которой всюду, а окружность нигде», тоже, кстати, навеянном «плотиновскими рассуждениями о “бесконечном духовном шаре”, центр которого всюду, а окружность нигде» [Тажуризина 1979, с. 32].
10. Трансляция подобия — перенос физического или математического объекта в пространстве на некоторое расстояние параллельно самому себе вдоль прямой.
11. Современная космология считает, что основная масса «обычного» вещества сосредоточена в звёздах и только несколько его процентов приходится на межзвёздную среду (газ и пыль); но «обычное», или «светящееся», вещество как субстратный компонент Вселенной составляет только лишь 4 % от всего её «субстратного бюджета», так как основная его доля приходится на «тёмное» вещество (23 %) и «тёмную» энергию (73 %). Интенсивность фонового космического излучения (реликтового), которая одинакова по всем направлениям, говорит об однородности Вселенной и одинаковости её свойств во всех направлениях. Это соответствует модели Паскаля: каждая конденсирующаяся капелька «светящегося» вещества Вселенной представляет собой более организованный вселенский субстрат (ядро), относительно которого всё остальное «тёмное» содержимое Вселенной однородно и изотропно, т.е. в такой сфероцентричной модели Вселенная относительно каждого «светящегося» ядра радиально симметрична.
12. Такой высокий системный статус ядра объясняется двумя причинами: во-первых, «в его организации, структуре отражена вся история развития системы», а во-вторых, оно «определяет взаимодействие всех остальных частей системы и взаимодействие с внешней средой» [Поддубный 2004, с. 397].
13. Уместно привести оценку концепции Богданова, данную академиком А.Л. Тахтаджаном: «Я убеждён, что тектология в современном её понимании становится концептуальным каркасом науки и призвана стать общенаучной парадигмой. Она послужит основой нового общенаучного мировоззрения, новой картины мира и мощным орудием интеграции научного знания и её использования для человечества» [Тахтаджан 2001, с. 107].
14. Сила — это понятие статического мировоззрения и как термин в тектологии отсутствует: оно создано статическим сознанием «для того, чтобы ввести движение в царство неподвижных сочетаний; а когда эти неподвижные сочетания сменяются непрерывными процессами, тогда роль статических “сил” кончилась, они ни на что более не нужны, и вместе с другими сущностями сдаются в исторический архив человечества». Однако этот термин всё «ещё продолжает по привычке употребляться, особенно там, где слишком мало или совсем не выяснен характер процессов, лежащих в основе наблюдаемых явлений: говорится, например, “сила тяготения”, “сила сцепления”, “сила воли” и т.д.» [Богданов 1899, с. 18].
15. Динамический взгляд на мир позволил Богданову ещё в 1899 г. указать на исторически преходящую роль понятия «масса» и предсказать замену его термином «энергия», причём переход от статических интерпретаций явлений мира к динамическим прогнозировался им не только как очередная смена дискурса, т.е. в качественном аспекте, но и в количественном. Ход его рассуждений следующий: поскольку «”масса” в большинстве уравнений физики и химии — коэффициент, обозначающий именно материю, её количество», то «можно думать, что из подобных уравнений в будущем удастся вполне устранить коэффициент массы и правильно изображать явления при помощи одних коэффициентов энергии; тогда научные формулы будут представлять все факты в виде количественных изменений энергии в пространстве и времени» [Богданов 1899, с. 39]. Предсказание Богданова сбылось: год спустя французский математик А. Пуанкаре в своей статье «Теория Лоренца и принцип противодействия» устанавливает формулу связи массы и энергии, утверждая, что тело массой 1 кг, передавая со скоростью света энергию в 3 мегаджоуля, будет испытывать противодействие, скорость которого 1 м/с. Это означает, что электромагнитная энергия обладает инерцией, как и любое материальное тело, и её эквивалентная масса m = Е/с2, что представляет собой формулу перехода от описаний физико-химических явлений с использованием коэффициента массы к описаниям с использованием коэффициента энергии, как и предполагал Богданов.
16. Ещё в 1899 г. Богданов писал: «не надо быть пророком, чтобы предсказать, что и атомы не избегнут общей участи всех явлений природы: из неизменных сущностей превратятся в процессы изменения». Он справедливо считал, что «полная неизменность атомов есть только гипотеза», которая «абсолютно не способна объяснить такое крупное явление, как периодичность химических элементов» и вообще «находится в противоречии с общим направлением развивающегося познания, которое обнаруживает изменения всюду, где предполагалась неизменность» [Богданов 1899, с. 16]. Прогноз Богданова сбылся: в 1911 г. Э. Резерфорд предложил планетарную модель атома, а в 1913 г. Н. Бор — квантовую.
17. Понятия «возникновение» и «исчезновение» тоже статические понятия, так как в концепции Богданова все процессы взаимосвязаны и непрерывны: просто непрерывность изменения формы конкретного процесса нередко ускользает от наших чувств. Само различие между «возникновением» и «исчезновением» относительное, так как «находится в полной зависимости от развития познавательной способности». Для химика, например, испарившаяся вода не исчезла, а перешла в газообразное состояние [Богданов 1899, с. 60-61].
18. В концепции Богданова такие понятия, как «процесс», «изменение» и «движение», синонимичны; однако в современных системных исследованиях имеются попытки их смыслового разграничения: например, «делаются обоснованные индуктивные заключения о том, что понятие процесса с одной стороны и понятия движения и соответственно изменения и развития с другой соотносятся как форма бытия (процессы) и его содержание (движение, изменение и развитие)» [Воронин 2000, с. 22].
19. Поскольку в концепции Богданова форма процесса — это определённая комбинация активностей, их некий комплекс, или система, то изменение формы процесса означает воздействие на него активностей другого процесса, в данном случае среды. Согласно этому закону активности среды встречают сопротивление со стороны процесса, измеряемое «той суммой энергии, которая затрачивается на то, чтобы его преодолеть» [Богданов 2003b, с. 67]. Поэтому в равной мере, эквивалентно этой затраченной энергии изменяются и среда, и процесс, т.е. форма двух взаимодействующих процессов.
20. В концепции Богданова «энергия» понимается как мера изменений, происходящих в природе: «активность, воспринимаемая чувственно или принимаемая мысленно, как причина изменений» [Богданов 2003b, с. 113-114].
21. Конъюгация — это соединение комплексов в новую систему, играющее роль первичного момента, порождающего изменение, возникновение, разрушение и развитие организационных форм, т.е. это «основа формирующего тектологического механизма» [Богданов 2003b, с. 88].
22. «Аномалии суть факты, противоречащие эмпирическим гипотезам» [Разработка и апробация метода теоретической истории 2001, с. 50].
23. Поскольку количественные отношения в концепции Богданова рассматриваются в качестве структурных, то математика — это исторически развившаяся раньше «ветвь всеобщей организационной науки» и по своей сути представляет собой «тектологию нейтральных комплексов» [Богданов 2003b, с. 424, 72].
24. В концепции Богданова эта всеобщая закономерность фиксируется как закон возрастания организованности, или как принцип тектологической доминанты.
25. От лат. ordo — порядок и facere — делать, т.е. термин «ордофикация» означает процесс упорядочивания. Возможен вариант «эдификация»: от aedificatio, aedificare — строительство, строить.
26. От греч. tektwn — строитель и fainw — являть, т.е. термин «тектофания» означает явление порядка, лада, гармонии и означает мировой процесс устроения, обустройства, упорядочения, гармонизации.
27. Ингрессия — это форма организационной связи между комплексами с помощью третьего звена, например, общие интересы между людьми, переводчик между иностранцами, клей между поверхностями [Богданов 2003b, с. 98]. При такой связи комплексы, объединённые в одну систему, тем не менее, сохраняют своё организационное отличие. Тектологическая разность между комплексами, соединёнными с помощью ингрессии, называется ингрессивной разностью.
28. Эгрессивная разность — тектологическое различие между «главным, выше организованным, комплексом эгрессивной системы» («центральным» для неё, или просто её центром) и прочими («периферическими») комплексами. Иными словами, это разность уровней организованности между звеньями цепной эгрессии. Каждый «переход от высшего звена к низшим соответствует понижению организованности» [Богданов 2003b, с. 266, 270].
29. Изономизм — тождественность законов, действующих в разных комплексах, независимо от природы составляющих их элементов. Иными словами, изономизм выражает тектологическое всеединство любых процессов, природных и социальных, материальных и нематериальных.
30. Принцип экономии мышления отражает познавательную тенденцию человечества к монизму научного сознания, к созданию такой единой познавательной системы представлений, суть которых «сокращение комплексов практического жизненного содержания». Достигаемый с помощью этого принципа научный «монизм есть познавательное отражение возрастающей организованности жизни» [Богданов 2003a, с. 336], более того, всемирной тектофании, наиболее полным концептуальным выражением которой на сегодняшний день является тектология.
31. Мем — «единица информации в мозге, передающаяся от одной особи к другой через коммуникацию». Мем проявляется «в форме языка, музыки, религии, научных теорий и концепций, песен, мифов, легенд, традиций, архитектурных стилей, стилей одежды, мимики и жестов, технологических приёмов и пр.». Мемы репродуктивно паразитируют на людях, как вирусы [Тахтаджян 2001, с. 66].
32. Системная дисциплина, изучающая «общие проблемы, закономерности и принципы состава, строения, функционирования, свойств, отношений внутри системы и её со средой, изменения (динамики), развития (эволюции и инволюции), истории — как возникновения, роста, расцвета и гибели би-систем» [Разумовский 1999, с. 31].
33. Создатель оптимологии определяет её как «общенаучную и трансдисциплинарную по отношению к целому ряду современных наук и теорий область знания, дисциплину, которая реально нацелена на описание и анализ наилучшего, худшего, наихудшего, а также безразличного и нейтрального» [Разумовский 1999, с. 6; см. также: Томалинцев, Козлов 2005, с. 5].
34. В отношении позитивизма следует отметить, что «как бы ни пытался Богданов противопоставлять свою философскую позицию взглядам Маха и Авенариуса, но и у него речь идёт о тех же “элементах опыта”, хотя, с его точки зрения, они не даны человеку “готовыми”, а выделяются им в непрерывном потоке опыта» [Гусев 1995, c. 337].
35. Речь идёт о Богданове.
36. Согласно Богданову «процесс организации мира для человека, в интересах его жизни и развития» сводится к решению триединой задачи: «организация внешних сил природы, организация человеческих сил, организация опыта» [Богданов 2003b, с. 30].
37. На сегодняшний день полемика по этому вопросу отражена в многочисленных публикациях, в которых большинство учёных пессимистически оценивают прогноз Богданова [См.: Сетров 1967, с. 53-54; Пушкин, Урсул 1994, с. 73, 47, 86, 88; Садовский 1995, с. 60-61; Садовский.2003, с. 30-33; Малиновский 2000, с. 48; Любутин 2003, с. 82-83].
38. Абсолютная бессвязность — лишённое реального содержания и мыслимое только словесно полное отсутствие организации. С точки зрения тектологии понятие бессмысленное, поскольку «то, в чём нет никакой связи, не может представлять никакого сопротивления нашему усилию, а только в сопротивлении мы узнаём о бытии вещей; следовательно, для нас тут нет никакого бытия» [Богданов 2003b, с. 32].
39. Абсолютное — это фиктивное понятие, поскольку «содержание понятий берется только из опыта, а в опыте нет и не может быть ничего абсолютного» [Богданов 1991, с. 46].
40. Пустая, или нуль-система — это «система, не содержащая ни одного элемента или, точнее, содержащая одни значимые отсутствия». Это второе из пяти основных понятий системной философии Урманцева, самый нижний полюс родовой системы [Урманцев 2001, с. 12].
41. Структура — это «способ организации» комплекса, т.е. способ связи его элементов [Богданов 2003b, с. 331].
42. В тектологии «всякая организационная связь… относится к определённым активностям» [Богданов 2003b, с. 270], проще говоря, связь — это активность.
43. Пример идеальных (субъективно-реальных) систем — евклидова и неевклидова геометрия [Урманцев 1995, с. 15].
Библиография
Арманд А.Д. Иерархия информационных структур мира // Вестник РАН. 2001. № 9.
Богданов А.А Основные элементы исторического взгляда на природу. Природа. Жизнь. Психика. Общество. СПб., 1899.
Богданов А.А. Вера и наука // Вопросы философии. 1991. № 12.
Богданов А.А. Познание с исторической точки зрения. М.-Воронеж, 1999.
Богданов А.А. Эмпириомонизм. М., 2003a.
Богданов А.А. Тектология: Всеобщая организационная наука. М., 2003b.
Богданов А.А. Организационный смысл принципа относительности // Вопросы философии. 2003с. № 1.
Боулдинг К. Общая теория систем — скелет науки // Исследования по общей теории систем. М.: Прогресс, 1969.
Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. М., 1983.
Воронин В.Т. Ресурсы и время (социально-философский контекст). Новосибирск, 2000.
Гловели Г.Д. Тектология: генеалогия и историография // Богданов А.А. Тектология: Всеобщая организационная наука. М., 2003а.
Гловели Г.Д. Тектологическая спираль социокультурного дискурса // Вестник Международного института Александра Богданова. 2003b. № 3(15).
Гусев С.С. От «живого опыта» к «организационной науке» // Русский позитивизм. В.В. Лесевич, П.С. Юшкевич, А.А. Богданов. СПб., 1995.
Кедров Б.М. Классификация наук. М., 1985.
Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем. М., 1994.
Кузьмин В.П. Принцип системности в теории и методологии К. Маркса. М., 1986.
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 1, 18, 23.
Логика и методология системных исследований. К.-Одесса, 1977.
Любутин К.Н. Российские версии философии марксизма: Александр Богданов // Вопросы философии. 2003. № 9.
Малиновский А.А. Тектология. Теория систем. Теоретическая биология. М., 2000.
Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 20.
Плеханов Г.В. Избранные философские произведения в пяти томах. Т. 3. М., 1957.
Поддубный Н.В. Ядро системы: онтологический статус и гносеологическое значение понятия // Системный подход в современной науке. М., 2004.
Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой. М., 1986.
Пушкин В.Г., Урсул А.Д. Системное мышление и управление (Тектология А. Богданова и кибернетика Н. Винера). М., 1994.
Разработка и апробация метода теоретической истории. Новосибирск, 2001.
Разумовский О.С. Оптимология. Ч. 1. Общенаучные и философско-методологические основы. Новосибирск, 1999.
Разумовский О.С. Системософия, системизм, общая и частная теории систем и сетей // Системный подход в современной науке. М., 2004.
Садовский В.Н. Эмпириомонизм А.А. Богданова: забытая глава философии науки // Вопросы философии. 1995. № 8.
Садовский В.Н. Как следует читать и оценивать «Эмпириомонизм» А.А. Богданова // Вестник Международного института Александра Богданова. 2003. № 3 (15).
Сетров М.И. Об общих элементах тектологии А. Богданова, кибернетики и теории систем // Учёные записки кафедр общественных наук вузов г. Ленинграда. Философия. Вып. VIII. Философские и социологические исследования. Л., 1967.
Стёпин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. М., 1995.
Стёпин В.С. Теоретическое знание. М., 2000.
Тажуризина З.А. Николай из Кузы // Кузанский Н. Сочинения в 2-х томах. Т. 1. М., 1979.
Тахтаджян А.Л. Principia tectologica.Принципы организации и трансформации сложных систем: эволюционный подход. СПб., 2001.
Томалинцев В.П., Козлов А.А. Введение в социальную экстремологию. СПб., 2005.
Уёмов А.И. Системный анализ как одно из направлений опосредованного применения диалектики в научном познании // Диалектика и системный анализ. М., 1986.
Урманцев Ю.А. Тектология и общая теория систем // Вопросы философии. 1995. № 8.
Урманцев Ю.А. Девять плюс один этюд о системной философии. Синтез мировоззрений. М., 2001.
|
