|
Тектология |
|||||||||||||||||||||||||||||
|
|
АНАБАСИС В ИНТЕРМУНДИЮ
В заголовке было напечатано: «Э. Борецкая. Проблема объективности познания. Ростов на Дону…» и т.д. Из предисловия — скромно и корректно написанного — я узнал, что автор кантианец, по «всюду, где лежит трудность, идущий своим собственным путём», что «лично для него краткое резюмирование хотя бы некоторых немногих его взглядов не лишено своеобразного интереса», о чём «свидетельствует издание этой книжки», и наконец, что «брошюра эта далека от целей популяризации» (стр. II) . Всё это вместе не подавало никакого повода ожидать от книжки чего-нибудь особенного; я рассчитывал встретить скучноватое гносеологическое рассуждение, совершенно бесполезное, но и довольно безвредное, выгодно отличающееся от других аналогичных произведений небольшим объёмом (66 страниц) и отсутствием цитат, от которых автор обещал избавить читателя, потому что «для объёма и цели этой книжки они были бы просто-напросто суетным щёгольством» (предисл., стр. II). В соответствии со всеми этими предпосылками запасся известным количеством терпения и внимания и, благословясь, последовал за автором в область означенной «проблемы», рассчитывая в своё время благополучно добраться до конца… книжки, а не проблемы, разумеется. Но действительность жестоко разбила все мои расчёты и ожидания. Уже с первых страниц я стал замечать, что взятые мною запасы исчезали как-то удивительно быстро, странице к 10-ой удивление сменилось недоумением, а мои запасы — воспоминанием о них. Собравшись с силами, я продолжал… Недоумение возрастало и страницы с 15-ой стало осложняться чувством какого-то угнетения, не то физического, не то нравственного, странице к 20-ой это чувство выступило уже на первый план; но на 25-ой и оно потонуло в волнах жестокой головной боли. Какое-то непонятное, стихийное упорство заставляло меня машинально читать далее. На стр. 27-ой я уже полубессознательно читал вслух следующее: «Этот путь построения теории объективности основывается на такой интерпретации гносеологического субъекта, которая приписывает его природе всякий род бытия, как потенциальное бытие, возможное и осуществимое и в истине и в ошибке. Но из этого следует, что подобная гипотеза объективности вытекает из истолкования априорности, а мы говорили выше, что для неё нет никакой надобности опираться на априорность, как нет для такого дедуктивного замысла надобности опираться и на голый психологизм фактичности состояний сознания. Кажущееся противоречие между этими утверждениями…». Тут буквы запрыгали у меня перед глазами, смутное сознание какой-то опасности овладело душою, и только после нескольких стаканов холодной воды я оказался в состоянии дать себе отчёт в происходящем. Мне стало ясно, что необходимы решительные меры. К счастью, при больших дозах действие наркотических средств наступает очень быстро, и уже через 10-15 минут внутренний и внешний мир смешались для меня в хаотическом безразличии. Это счастливое состояние продолжалось, однако, очень недолго. Из хаоса начали кристаллизоваться формы, то ясные, то смутные, но постоянно сменяющиеся, неустойчивые; мир — грёз охватил меня своими чарами, на этот раз — увы! — злыми чарами. Хуже всего было то, что исчезло всякое различие между идеей и реальностью, высшие отвлечения являлись в чувственно-конкретных воплощениях. Я скитался по дебрям Субъективности, мёрз на снежных высотах Объективности; преследуемый по пятам грозными призраками Солипсизма и Скептицизма, я тщетно искал спасения на Критических Путях и с тоскою спрашивал у всех встречных Систем, где проходит дорога к Безусловной Истине. Указания были сбивчивы и противоречивы, я шёл по Порочным Кругам и наталкивался на собственные следы, пока, наконец, не был пойман в качестве философски-нелегального и привлечён к суду Трансцендентального Субъекта. Там мне припомнили все мои прошлые и настоящие преступления против незыблемых законов Философии. Я был обвинён в проживании без установленных a priori, в оскорблении Абсолютного мыслью и словами, в вооружённом сопротивлении Категорическому Императиву при исполнении его служебных обязанностей. Попытки защищаться были тщетны: страх сковал мой язык, я не был в силах выговорить ни одного из гносеологических терминов, сразу же страшно переврал титул председателя, за что немедленно был лишён слова. Прокурор Кант был беспощаден, и меня приговорили ко вне-временной ссылке в Трансцендентное, в отдалённейшие улусы области Ноуменов. К счастью, тут я проснулся.
Богданов А.А. Философский кошмар // Богданов А.А. Из психологии общества. СПб., 1906. С. 261-263.
|