История

Эпоха Фуггеров
// международная роль Германии в 15-16 вв. //

«В XIV и XV вв. немецкая промышленность переживала значительный подъем. Место локальных сельских промыслов заняло городское цеховое ремесло… изготовление грубых шерстяных сукон и полотна становится постоянной, широко распространенной отраслью промышленности… наряду с ткачеством широкое развитие получают… труд золотых и серебряных дел мастеров, скульпторов и резчиков по дереву, граверов на меди и по дереву, оружейников, чеканщиков медалей, токарей и т.д. …развивалась и торговля… верхненемецкие города… являлись средоточием весьма значительного… богатства и роскоши. Заметно возросла также добыча сырья. Немецкие рудокопы являлись в XV веке самыми искусными в мире» [1]. Перед нами типичная картина формирования капиталистического рынка, которая показывает, что Германия в то время находилась в русле основного общеевропейского процесса. Но этого недостаточно: нужно знать более точные ее динамические параметры.

«Однако рост национального производства Германии все еще отставал от роста производства других стран. Немецкое земледелие значительно уступало английскому и нидерландскому; немецкая промышленность стояла далеко позади итальянской, фламандской и английской, а в морской торговле англичане и особенно голландцы начали вытеснять немцев» [2]. Значит-таки немцы двигались хоть и в русле, но не впереди Европы всей. Обогнавшие Германию страны двигались, образно говоря, на двух ногах: формировали капиталистический рынок и формировали собственное национальное государство. Германия же попросту шкандыбала на одной. Отсутствие второй объяснялось, во-первых, тем, что «население все еще оставалось очень редким», во-вторых, «крестьянская масса никогда не выходила за пределы ближайших местных отношений и связанного с ними узкого местного горизонта», находясь «в стороне от рек и торговых путей», в-третьих, капиталистический оживляж в Германии осуществлялся «местами, сосредоточиваясь вокруг отдельных промышленных и торговых центров», причем «интересы даже этих отдельных центров сильно расходились», в-четвертых, не сложилось ни одной общегерманской торговой магистрали: «юг имел совершенно иные торговые связи и рынки сбыта, чем север; между востоком и западом почти вовсе не существовало обмена», в силу чего «ни один город не мог сделаться промышленным и торговым центром всей страны, каким для Англии был, например, уже Лондон» — вот почему «множество более мелких городов, оказавшись выключенными из широкого обмена, продолжали безмятежно прозябать на уровне жизни позднего средневековья; они довольствовались лишь незначительным потреблением привозных товаров и незначительным производством на вывоз» [3].

Но развитие внутреннего рынка напрямую зависит от степени вовлечения последнего в международный рыночный процесс, так как только та торговая магистраль внутри страны могла стать общегерманской, которая являлась бы частью общеевропейского, а еще лучше, общемирового торгового пути. Поэтому следует укрупнить географический масштаб рассмотрения и выявить эти основные торговые магистрали в Европе XV—XVI вв., к узлам-ярмаркам которых стекались все остальные побочные, внутригосударственные, торговые пути.

Две великие сухопутные магистрали из Индии и из Китая, пересекавшиеся в Константинополе и уходящие оттуда в Европу, были заблокированы османами, завоевавшими Константинополь в 1453 г. Ими же была заблокирована и другая торговая артерия между Западом и Востоком — левантийский морской путь из Бейрута и Акры в Венецию, Неаполь и Геную, а оттуда через Германию на север Европы, либо вокруг Европы через Марсель, Барселону, Лиссабон и Лондон. Карл V пытался практически в одиночку хоть как-то расчистить этот путь в Италии. Но Османская империя пережидала в этот период подъем, а европейская «элита» занималась в основном внутренними разборками и едва сдерживала натиск турок. О том, чтобы собрать силы в единый кулак и мощным ударом расчистить артерию, т.е. выбить турецкую пробку, тогда не могло быть и речи: жадная, своекорыстная «элита» дальше своей вотчины, своего королевства не глядела. Тем более, что по сути дела турецкая проблема была проблемой для центрально- и южноевропейских государств. Васко да Гама чисто по-португальски обошел это торговое затруднение, проложив новый морской путь из Европы в Индию, обогнув в 1497-99 гг. Африку (забегая вперед, следует отметить, что этим он дал возможность своей стране закрепиться на восточном африканском побережье и остановить исламскую экспансию на эфиопском рубеже).

С 1492-93 гг. забила новая мощная торговая артерия, вест-индская: Испания сепаратно возобновила «индийскую» торговлю, разрешив возникшую проблему с другого конца, не выбивая турецкой пробки.

Еще один ранее существовавший сухопутный путь между Западом и Востоком через Краков, Львов и Киев был разрушен монголами и к концу XVI в. только-только налаживался. Зато существовала мощная северная морская магистраль через Балтику в Новгород. Именно здесь благодаря своей столетней монополии Ганза, объединив более 70 немецких городов, «вывела из состояния средневекового варварства всю Северную Германию». Но с возрождением национального купечества в Англии и Нидерландах Ганза стала хиреть (забегая вперед, надо сказать, что в 1598 г. ее вовсе изгнали из Англии особым королевским декретом от 13 января).

Положение Германии с точки зрения ее участия в мировом товарообороте было к началу XVI века неблагоприятным. На первый взгляд может показаться, что она в этом пункте оказалась в совершенной изоляции и ей ничего не остается делать, как стать сырьевым придатком Европы (вечная слава немецким рудокопам). Но не сразу Москва строилась, поэтому не сразу и Ганза хирела, не сразу и путь из Леванта был перекрыт: «все же великий торговый путь из Индии на север проходил все еще, несмотря на открытие Васко да Гамы, через Германию, и Аугсбург по-прежнему оставался крупным складочным пунктом для итальянских изделий, индийских пряностей и всех произведений Леванта» [4]. «Верхненемецкие города, в особенности Аугсбург и Нюрнберг, являлись средоточием весьма значительного для того времени богатства и роскоши» [5].

Как видим, худо-бедно не артерия, так левантийская торговая вена была-таки с Востока, т.е. с юга Германии до Аугсбурга. Но и далее на север пробивался подобный этому «венозный» торговый путь. «Все внутренние сношения ограничивались почти исключительно прибрежным и речным судоходством и несколькими большими сухопутными торговыми путями: от Аугсбурга и Нюрнберга через Кельн в Нидерланды и через Эрфурт на север» [6]. Жив курилка! А в соответствии с универсальным принципом сохранения, гласящим, что нечто, единожды возникнув, не может бесследно исчезнуть, то в случае стихийной торговой блокады Германии в начале XVI в. следует предполагать всякие «хитрые» метаморфозы, точнее, торгово-экономические сублимации, связанные прежде всего с капиталом, так как весь «гнилой Запад», пользуясь выражением Степана Петровича Шевырева, повернул свои оглобли в сторону такого же гнилого капитализма.

Займемся розыском бациллы этой тотальной коррупции (NB: первоначальный и основной смысл коррупции — гниение). Кстати, если перевести шевыревский афоризм на международный жаргон (английский язык [7]), то словосочетание «коррумпированный Запад» никого не удивит, так как подкупность и продажность государственных деятелей — это атрибутика существования западного общества, точнее, капитализма.

Вспомним времена, когда на Северном и Балтийском морях орудовала торговая мафия, известная в истории как Ганза, очень сходные структуры складывались и на юге, в узлах левантийской магистрали. Города Северной Италии контролировали торговлю шелком и пряностями, привозимыми с Востока. Вместе с ростом товарооборота вырастала и потребность в деньгах и кредитах. Тогда северноитальянские купцы ввели банковскую систему. Так появилась ломбардская торгово-финансовая мафия, или миланская, за ней последовали и другие: например, из флорентийских торговцев тканями Медичи возник клан флорентийской финансово-политической мафии (в 1434 г. этот клан уже правил Флоренцией), а в результате острой борьбы между торговыми кланами Венеции и Генуи в 1381 г. венецианская мафия одержала победу. К 1358 г. на севере окончательно сложилась ганзейская мафия с опорными пунктами Брюгге—Лондон—Берген—Новгород с любекским кланом во главе.

К началу XVI в. по мере оттеснения ганзейцев от контроля северным «товаропроводом» остатки этих кланов переместились в Нидерланды и в соседние с ними севернонемецкие опорные пункты: Гамбург и Кельн, а по мере закупоривания южного «товаропровода» объединенная южная мафия сконцентрировалась в Ломбардии и в южнонемецких опорных пунктах: Аугсбурге и Нюрнберге, а Франкфурт стал связующим звеном между южной и северной торгово-финансовыми мафиями (Аугсбург—Нюрнберг—Франкфурт—Кельн).

Метаморфоза этого трансгерманского пути состояла в том, что если объем товарооборота там сократился, то объем платежеоборота увеличился, т.е. по сути дела трансгерманская магистраль стала сначала дукатопроводом, а с 1518 г. — талеропроводом. Контролировала поток платежеспособности аугсбургская мафия во главе с кланом Фуггеров: «С XVI в. начинается стремительный рост Аугсбурга, превратившегося в центр мирового значения; здесь были самые значительные в Европе банкирские дома, в том числе Фуггеров, финансировавшие европейских монархов и князей» [8]. Последнее замечание говорит о коррумпированности тогдашней «элиты». Города-ярмарки становятся центрами оптовой торговли и кредитно-расчетных операций.

«С конца XV в. получают распространение крупные банкирско-ростовщические компании, семейные в своей основе. Они монополизировали целые сферы торговли на общеевропейском и внутреннем рынках и широко проникали в промышленное производство, особенно горно-металлургическое и текстильное. Этот тип семейных компаний-монополий характерен прежде всего для Верхней Германии: Фуггеры, Вельзеры, Паумгартнеры, Манлихи — в Аугсбурге, Имхофы и Пухеры — в Нюрнберге и т.д. Влияние южногерманских фирм на хозяйственную и политическую жизнь Германии и Европы было велико: нередко XVI в. называют «эпохой Фуггеров». В XVI в. возникает своего рода «товарная биржа»: немецкие купцы по образцу антверпенских практиковали специальные встречи для обмена товарами: с 1533 г. — в Кельне, с 1553 г. — в Гамбурге, с 1595 г. — во Франкфурте-на-Майне. Появляются первые общественные банки как депозитно-обменные для переводных (на современном международном жаргоне — «трансферты») и т.п. операций, в том числе по безналичному расчету» [9]. Главная тенденция экономического метаморфоза выше уже отмечалась: «…производственно наиболее активные элементы купеческо-промышленного капитала вытеснялись его чисто торгово-ростовщическими формами» [10].

Далее о коррупции: «Несмотря на зарождение свободного предпринимательства, своим возвышением эти компании (Фуггеров, Вельзеров и др.) были обязаны не свободной рыночной конкуренции, но тем привилегиям и монопольным правам, которые они получали от императорской и княжеской власти в обмен на политическое посредничество и безграничный кредит. Компании способствовали ускорению процессов первоначального накопления, разоряя непосредственно производителей и выступая мощным рычагом аккумуляции денежного капитала» [11]. Это и есть то самое гниение, которое имел в виду наш «любомудр» Степан Петрович Шевырев, называя Запад гнилым: капитализм с самых основ своего зарождения уже имел гнильцу.

Последняя же фраза из цитируемого выше отрывка о «разорении непосредственно производителей» говорит об откровенной паразитарности всех этих Фуггеров и им подобных, так как сущность ростовщического капитала бесчеловечна и является причиной всех социальных бед на Земле. А вот двухголовая коррупция (банкиро-«элитная») в действии: «Спекулятивные и ростовщические операции компаний, использование феодального аппарата принуждения и эксплуатации, монопольные права послужили в начале XVI в. основой для широкого общественного движения против монополий, достигшего кульминации с началом Крестьянской войны. Габсбурги, зависимые от ссуд Фуггеров, Вельзеров и других фирм, брали их под свою защиту и противились давлению со стороны средних слоев купечества, ремесленников, самого Лютера, требовавших провести закон о запрете монополий» [12].

Фуггеры владели полной информацией об экономической обстановке в Европе и в зависимости от конъюнктуры могли и влияли на общеевропейский экономический процесс. «В австрийских и чешских владениях техника горно-плавильного дела была для конца XV — первой половины XVI вв. весьма совершенной… Фуггеры и их собратья… не только финансировали предпринимателей… но и сами приобретали или строили плавильни…» [13]. А вот итоги их алчной деятельности: «В результате проникновения в горное дело Венгерского королевства капиталов южнонемецких предпринимателей, в первую очередь Фуггеров, уже в начале XVI в. словацкие рудники приобрели общеевропейскую известность, их продукция резко возросла, а медь наряду с немецкой стала почти полностью обеспечивать европейский рынок. Фуггеры организовали и контролировали процесс добычи, обработки и сбыта руды, применяя наемный труд на рудниках и плавильнях. Со 2 четверти XVI в. Фуггеры и их преемники стали ограничиваться предоставлением денежных авансов и сферой сбыта, стремясь получить максимальные прибыли при минимальных затратах на оборудование, освоение новых мощностей, заработную плату рудокопам и металлургам, потому добыча руды сократилась. Не рассчитывая на высокую прибыль, южнонемецкие предприниматели изымали свои капиталы из словацких горных промыслов, что было вызвано также сложной конъюнктурой на европейских рынках, обострившейся внутренней и внешней обстановкой в королевстве Венгрии». Со второй половины XVI в. произошел спад и горнодобывающих промыслов Трансильванского княжества [14].

Постоянно ссужая деньгами Габсбургов, Фуггеры за это получали право на эксплуатацию серебряных и медных рудников в Тироле и Венгрии. Постепенно фуггеро-габсбургский кентавр набрал силу, способную влиять на внутриевропейскую политику: посадив на финансовую иглу Габсбургов, аугсбургская мафия получила возможность манипулировать представителями этой династии и тем самым непосредственно влиять на общеевропейские дела с выгодой для себя. А политическая конъюнктура в Европе складывалась для них благоприятно.

Один из отпрысков опекаемой австрийской династии Карл V в 1506 г. унаследовал от отца Филиппа Красного Бургундские земли: Франш-Конте, Люксембург и Нидерланды. В 1516 г. после смерти Фердинанда Испанского, деда по материнской линии, Карл V стал королем Арагона, Сицилии и Неаполя. Кроме того, он стал регентом Кастилии, которой правил вместо матери, Иоанны Безумной. В 1519 г. после смерти деда по отцовской линии, императора Максимилиана, Карл V унаследовал Австрию, Тироль, Штирию, Каринтию, Карниолу и земли Габсбургов на Рейне вместе с притязаниями на престол императора.

Перед Фуггерами открылась фантастическая перспектива получить в свое распоряжение высокоудойную имперскую корову с четырьмя сосками: испанским, итальянским, нидерландским и вест-индским. Все, что нужно для этого сделать, — вложить деньги в Карла, т.е. ссудить его суммой, достаточной для подкупа семи электоров — князей, которые избирали императора. Избранный австрийский император становился одновременно императором Священной Римской империи. То, что Фуггеры именно так и поступили, не вызывает никакого сомнения. Об этом свидетельствует письмо Якоба Фуггера самому Карлу V в 1523 г.: «Чтобы доставить вам римскую корону, мы дали обязательство некоторым князьям, которые верили мне и, быть может, больше никому; мы дали вашим комиссарам большую сумму наличными деньгами, которые мы в значительной степени достали у наших друзей. Ясно, как день, что без моей помощи ваше императорское величество не могли бы получить римской короны. Отложись я от австрийского дома и перейди к Франции, я заработал бы много денег, как мне предлагали» [15].

Чтобы иметь представление о том, какую же все-таки «буренку» заполучили Фуггеры с помощью марионетки Карла, достаточно познакомиться с выпиской о размерах годового дохода Карла V, получаемого от отдельных частей его державы: «От Испании — 0,5 млн. флоринов, от Италии — 1 млн. флоринов, от владений в Новом Свете — 0,5 млн. флоринов, от Нидерландов — 2 млн. флоринов» [16]. Небольшие по размерам Нидерланды обеспечивали императору доход, в 4 раза превосходивший доходы, доставляемые Карлу V обширнейшими заокеанскими владениями в Новом Свете. Не зря Карл V называл Нидерланды «драгоценной жемчужиной моей короны».

Нидерландский Антверпен в то время являлся центром международной купеческой тусовки: здесь заключались крупные торговые и кредитные сделки, связывавшие ближние и дальние страны, а биржа и банки Антверпена имели в то время общеевропейское значение. Европейские короли, нуждаясь в деньгах, искали кредита именно в Антверпене, куда со всего света стекались капиталы. Уровень ссудного процента в Антверпене являлся как бы законом для других стран. Поставив в зависимость Карла V и постепенно затягивая финансовую удавку, Фуггеры могли теперь наложить свою лапу на «драгоценную жемчужину» и перекачивать из Нидерландов, в частности, из Антверпена, солидную долю всей платежеспособности в свой карман.

Как работал нидерландский насос?

Во-первых, денежные средства извлекались непосредственно из кармана Карла V с помощью кабальных ссуд.

Во-вторых, влияя на императора, Фуггеры устанавливали высокий ссудный процент на Новой бирже в Антверпене, увеличивая давление на производителей, в конечном счете на бедных людей, и перекачивая платежеспособность из производительной сферы в паразитарную финансово-спекулятивную.

В-третьих, эксплуатируя cambio-расчеты (операция, когда дают или берут деньги в одном городе с обязательством принять или вернуть деньги в другом), «они, то вкладывая деньги, то, наоборот, забирая их крупными суммами с биржи, делали денежный рынок неустойчивым и благодаря этому наживались, тогда как другие терпели убытки» [17].

И тому подобные более мелкие спекулятивные махинации.

Эффективность нидерландского насоса для Фуггеров можно отследить в письменном свидетельстве их современника, прожившего ряд лет в Антверпене, где он вел крупные торговые дела: «Самые богатые и известные из всех купцов-иностранцев — Фуггеры, немцы из города Аугсбурга… Пользуясь своим богатством, представители этой фамилии достигли высоких званий и должностей и получили владения как в Германии, так и в других странах… с некоторого времени оба короля (португальский и испанский Карл V), задолжав свыше меры, один из-за индийских предприятий, другой из-за французских и турецких войн, а также, вероятно, тяготясь алчностью злокозненных купцов-ростовщиков, не торопятся с ними расплатиться…» [18] — нечем, казна пуста! Оба короля в ростовщической удавке. И не только они: лезут в ловушку и другие, включая английскую королеву. Из того же документа: эти короли «не брезгуют знаменитыми родовитыми купцами, приближают их к себе, поручая им вести здесь (в Антверпене) свои денежные дела» [19].

Испанский фуггер-насос работал по более простой схеме. Начиная с 1492 г. в Испанию стало прибывать золото из Нового Света: «после открытия Вест-Индии в 1492 г. и до 1595 г. было вывезено в Испанию 2 млрд. пезет золота и серебра только из Вест-Индии», — свидетельствует испанский экономист Херонимо де Устарица [20]. Схема очень проста: из Испании — золото, в Испанию — товары. Кодовое название такой операции «Голландская торговля», а осуществление — через порт Кадикс. В результате «из Испании вывозится 15 млн. пезет золотом и серебром» [21] — и все! Так как местная промышленность задавлена чрезмерным налогом «алькабалой», — например, на ткани, вывозимые из королевства, был налог в размере 15 %, — то и производить невыгодно.

Карл V ведет непрерывные войны, требуя денег из Испании, испанская промышленность в агонии, доходы идут только из Нового Света и все они уходят на закупку привозных товаров (в основном из Нидерландов) и на плату по векселям, т.е. в карман Фуггерам и им подобным. В итоге испанская казна пуста.

Вот отчет о состоянии имперских финансов на 8 января 1546 г., т.е. через 27 лет после того, как был включен испанский насос (Вормский съезд в 1519 г. избрал Карла V императором Священной Римской империи: это избрание было щедро смазано фуггеровскими деньгами). Итак, что же пишет великий комтур Карлу V? «Я послал вашему величеству отчет о том, как почти все, что имеется в обычных доходах… уже сдано на откуп и израсходовано, и, кроме того, теми займами, которые взяли ваше величество и королева Мария, и теми, которые мы послали вашему величеству, поглощено будет все золото, которое прибыло из Индии… уже израсходованы доходы за 1547 г., так что вплоть до конца 1548 г. нет ничего, подо что можно было бы выдать вексель… а теперь ведь только начало года, а на обычные и необходимейшие расходы нужно более 700 тыс. дукатов, и у меня нет ничего…» [22]. Великий комтур надеется на «выгодное» переоформление аренды маэстразгос (доходы от духовно-рыцарских орденов), но и в этом случае в качестве очередного арендатора предлагаются Фуггеры: «Я хотел бы, чтобы они получили ее… чтобы они дали вашему величеству пособие в 150 тыс. дукатов» [23].

Итак, четырехканальный фуггер-насос позволил клану Фуггеров превратиться в самых влиятельных в Европе торговцев и банкиров. Их должниками были не только князья, короли, германский император, но и сам римский папа. Как известно, католическая церковь в то время выступала не только в роли вероучителя, но и являлась вместе с тем мощным орудием эксплуатации стран «католической лиги». Она была крупнейшим землевладельцем в Европе: ей принадлежало около трети возделываемых земель. Епископы и монастыри имели сотни, а порой и тысячи зависимых крестьян. Основными источниками дохода католической церкви и папы римского были церковная десятина, плата за обряды, плата за прикосновение к «святым мощам», продажа индульгенций и продажа церковных должностей. Денежные средства аккумулировались папой. Откачку этих средств из такого богатейшего накопителя Фуггеры производили с помощью все того же универсального метода — ростовщической удавки. Поэтому вся финансовая сфера римской церкви превращалась для аугсбургской мафии в неисчерпаемую золоточерпалку.

Таким образом, постепенно расширяя сферу своего влияния, увеличивая свою клиентуру в европейской «элите» и одновременно усиливая финансовую зависимость опекаемых ссудоголиков (император, римский папа, короли, князья и т.д.), Фуггеры приобретали возможность манипулировать ими и тем самым влиять на общеевропейские дела. Это дает основания рассматривать их деятельность как мощную движущую силу всех политических, социальных и экономических процессов в Европе и мнемонически обозначить как фуггер-фактор, понимая под этим деятельность не только южнонемецкого ссудного капитала, но и всей международной ростовщической мафии. Паразитарный в своей сущности, т.е. гнилой в шевыревском смысле слова, этот фактор и по сей день является причиной почти всех локальных и абсолютно всех мировых кризисов: социальных, политических, экономических, экологических и т.д.

Но вернемся конкретно к Фуггерам. Затягивая финансовую удавку на шее своих высокопоставленных ссудоголиков, — а в их число входили, помимо императора Карла V, немецкое духовенство, немецкие князья, немецкое купечество, бюргерство и другая менее влиятельная феодальная верхушка, — Фуггеры увеличивали тем самым давление по всей феодальной вертикали, усиливая режим иерархической эксплуатации всего немецкого народа. По мере спуска вниз по социальной лестнице эксплуатационное давление возрастало, достигая максимума в самых низах, т.е. в среде самого производительного населения. Тем самым усиливалась социальная напряженность внутри всего германского общества, достигая своего критического значения опять-таки в низах. И когда там внизу начинает буквально зашкаливать уже по всем психофизическим параметрам, происходит социальный взрыв. Так в начале XVI в. по всей Германии вспыхнули многочисленные крестьянские восстания, вылившиеся в настоящую Крестьянскую войну. Это конкретный пример фуггер-фактора в действии.

В результате глубоких социальных потрясений внутри общества происходит своего рода реструктуризация с переходом на новый режим эксплуатации населения, чаще более безболезненного, но всегда более эффективного. Мощь фуггер-фактора при этом возрастает, причем не только количественно, но и качественно, так как попутно растет его изощренность в методах социальной анестезии: т.е. сделать все возможное и желательно менее затратное для того, чтобы эксплуатируемые массы не почувствовали, насколько их эффективнее стали «доить». Так целенаправленно повышая у эксплуатируемых порог чувствительности к эксплуатации: увеличивая, например, минимальный прожиточный уровень, степень закодированности внутрирежимной идеологией, эффективность репрессивного механизма, увеличивая набор социальных гарантий, «свобод» в духе «гуманизма» и т.д. — современные фуггеры добились ошеломляющих результатов: «доятся» целые страны, а население этих стран пребывает в совершеннейшем социальном наркозе да еще и восхищается своими кровососами. О социальной «элите» и говорить нечего: она зажралась до полного отчуждения от масс, а ее манипулируемость со стороны фуггер-фактора достигла феноменального размаха — практически это стопроцентные марионетки в руках современных фуггеров.

В заключение нужно отметить, что история Фуггеров, — история возникновения фуггер-фактора, — это не история возникновения аугсбургской мафии, которая развертывалась в Германии XV—XVI вв., это не история зарождения банковской системы в Ломбардии в XIII—XIV вв., корни этой печальной истории уже обнаруживаются в Месопотамии XVIII в. до н.э., в древневосточном праве вавилонского царя Хаммурапи. Именно там впервые отчеканен и запостулирован главный принцип фуггер-фактора: нужду эксплуатируемого поставить в прямую зависимость от эксплуатирующего, а зависимость от эксплуатирующего превратить в неиссякаемый источник все возрастающей нужды эксплуатируемого. Добавьте к этому принципу «гуманизм» и внимательно осмотритесь вокруг.

Послесловие

В настоящее время фуггер-фактор представляет собой наследственную надгосударственную корпорацию 358-ми финансовых семейств люмпен-паразитариев с доходом, превышающим совокупный доход 45% населения Земли (Агентство «Рейтер», 15.06.96), сокращенно фактор-358. Сегодня жизнедеятельность этой хорошо организованной мафии люмпен-паразитариев достигла критической точки и представляет смертельную угрозу уже для всего человечества. Паразитирует же она в антропосфере по типу «вирус—хозяин», «саккулина—краб» и т.д. То, что сейчас известно под термином «единое мировое правительство», является эмбриональным мозговым центром этой финансовой саккулины, пытающимся осуществлять глобальное планирование, контроль и управление всеми государственными, социальными и политическими процессами в масштабах всей планеты (the scamp has a finger in every pie). Структурно и функционально он выстраивается по типу ЦНС (центральной нервной системы). Разработками «сценариев» и «программ» по осуществлению плана «мирового господства» занимаются всевозможные мондиалистские организации, многочисленные международные научно-исследовательские институты и учреждения типа «Римского клуба» (например, Королевский институт международных дел; Тавистокский институт человеческих отношений, крупнейшее в мире учреждение, специализирующееся на промывании мозгов и методах психологической войны; Стэнфордский исследовательский институт, с 1946 г. сосредоточенный на исследованиях в области контроля над сознанием людей, разработал программу «Изменения образа человека»; Институт политических исследований под контролем кланов Варбурга и Ротшильда, включающий в себя мондиалистскую организацию «Лига индустриальной демократии»; более известные мондиалистские организации Совет по международным отношениям, Бильдербергский клуб, Трехсторонняя комиссия и т.д., даже наш балбес Херр Горби создал свою собственную закулисную «мандиализьму» — Мировой Форум со своим «глобальным мозговым трестом» из 100 инвалидов обоих полушарий).

Примечания:

1. Энгельс Ф. Крестьянская война в Германии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 346.

2. Там же. С. 347.

3. Там же. С. 347.

4. Там же. С. 346.

5. Там же. С. 347.

6. Там же. С. 347.

7. Более того, «английское произношение, искажающее четкую буквенную индоевропейскую графику, носит откровенно патологический характер… именно такой тип произношения «в нос» и с висящим на нижней губе языком характерен для больных дебильностью и олигофренией» (Петухов Ю.Д.).

8. История Европы. Т. 3. Ч. 1. М., 1993. С. 70.

9. Там же. С. 71-72.

10. Там же. С. 76.

11. Там же. С. 76.

12. Там же. С. 76-77.

13. Якубский В.А. Австрия, Чехия, Польша // Там же. С. 109.

14. Там же. С. 150.

15. Хрестоматия по истории средних веков. М., 1950. Т. 3. С. 86.

16. Там же. С. 226.

17. Там же. С. 225-226.

18. Там же. С. 224-225.

19. Там же. С. 225.

20. Там же. С. 208.

21. Там же. С. 208.

22. Там же. С. 86.

23. Там же. С. 87.